Александр Никонов - Непридуманная история Второй мировой

Вскоре я осознал, что благодаря этим блестящим коробочкам меня всюду будут хорошо принимать, и в конце концов написал домой, чтобы мне присылали только пустые упаковки из фольги».

Вот как автор дневников описывает своих русских коллег:

«Мои сотрудники Юрий, Маруся и Нина были относительно хороши. В любом случае, других не было, а эти были достаточно прилежны. Мы хорошо понимали друг друга, и я обучал всех, особенно чертежницу, которой не хватало самых основ. К сожалению, я видел, что все трое страдали от голода, и я не мог подстегивать работу, когда зарплату задерживали на один, а то и два месяца. Юрий скручивал себе тогда вместо завтрака сигарету из газетной бумаги и выглядел озабоченным. Он был очень истощен, но слишком горд, чтобы принять от меня завтрак. Профсоюз молчал о трагическом положении с питанием, да он и не мог ничего сделать. Деньги просто не приходили, и люди голодали. Даже жалкий завтрак в получасовую паузу нашей службы, которая длилась от девяти до половины четвертого, не могли себе позволить эти бедные пролетарии. Горячую воду или иногда плохой чай можно было получить бесплатно. Вареная перловка без жира или селедка в нашем буфете стоили около одного рубля. Завтрак был очень плохой, и я часто говорил моим товарищам, что даже собаки в Германии не стали бы это жрать. Но мне никто не верил.

Никто не понимал, как это немецкий инженер мог из одной любви к работе приехать в Россию. Для них всех существовала только одна проблема: еда. Русские инженеры неприхотливы и вполне довольны, если на завтрак в 12 часов у них есть стакан горячей воды, ломоть черного хлеба и леденец или даже кусок сахара».

Это все — цена индустриализации. Той самой индустриализации, которой так гордятся сталинолюбы и совкофилы. Это их главная и единственная гордость: «Да, страдали и голодали. Зато индустриализацию провели!»

Но кто же на самом деле проводил эту индустриализацию? На какие деньги? И зачем?

Из исторического опыта известно, что плановый социализм — система неработоспособная и принципиально антиинновационная, в которой изобретения надо «внедрять». А также паразитическая — просто по своему генезису, который предполагает отъем ресурсов у того, кто их заработал, и передачу их тем, кто не заработал. Капитализм хорошо складывает и умножает. Социализм — отнимает и делит. Такая вот математика… Отсюда с неизбежностью следует, что социализм — и в большом и в малом масштабах — может существовать только за чей-то счет. В широком смысле — за счет капитализма. Поздний СССР существовал за счет капиталистических стран Запада, закупая у них зерно, финский сервелат, обувь, промышленное оборудование, листовой металл для штамповки кузовов на ВАЗе (потому что советский социалистический металл на штампах почему-то рвался) и так далее. А продавал ресурсы в виде газа и нефти, что позволило этой неэффективной системе протянуть лишних двадцать лет.

Сталинский же СССР существовал и руками иностранных специалистов делал индустриализацию за счет продажи царского золота, предметов искусства, леса-кругляка и других ресурсов, а также безвозмездно отнимаемого у крепостных крестьян зерна.

Дармовой труд крепостных колхозников и бесправных полуголодных рабочих, живших на нищенскую зарплату в совершенно скотских условиях (75 % строителей Магнитогорска, например, жили в бараках и землянках), был еще одним ресурсом индустриализации. Которую делали западные «капиталисты».

Про немцев, работавших в СССР и строивших вокзалы, железные дороги, города, электростанции, мы пару слов уже сказали. А про американцев еще нет. Между тем главным архитектором того проекта, который в исторической литературе получил название сталинской индустриализации, была американская фирма Albert

Kahn Inc, специализировавшаяся на промышленной архитектуре. Это было самое крупное проектное бюро в мире. Потому Кремль и обратился к его услугам. Его основатель Альберт Кан поставил проектирование заводов и городов на поток. Именно этому человеку и его сотрудникам мы обязаны появлением всей советской тяжелой и средней индустрии, а также целого ряда городов.

Славные названия, знакомые нам с детства, — Магнитка, танково-тракторные заводы Харькова и Челябинска, многочисленные автомобильные заводы, металлургия и металлообработка Москвы, Сталинграда, Сормова, Кузнецка, Нижнего Тагила, Днепродзержинска, Верхнего Тагила, Самары, Нижнего Новгорода, Новосибирска, Ленинграда — все это есть продукт американского гения… За подписанный в 1930 году контракт с фирмой Кана советское правительство заплатило два миллиарда долларов. По сегодняшним деньгам это эквивалентно примерно 200–250 миллиардам долларов.

Тут у нормального человека должен возникнуть резонный вопрос: нам говорили, что советская Россия была такая нищая страна, что без ограбления крестьянства и вообще всего народа осуществить индустриализацию было просто невозможно. И вдруг выплывают такие деньги, которые были выплачены только за один контракт и только американцам. Так почему бы тогда советскому правительству не накинуть этот денежный приводной ремень еще на один шкив — крестьянство? Вместо того, чтобы убивать в людях интерес к работе до нуля, почему бы не пробудить его до максимума, запустить частную инициативу через деньги? Ведь был же опыт НЭПа! И он был воистину чудесным. Всего за какой-то год страна, лежавшая в руинах после Гражданской войны, буквально воскресла. Зачем же было душить НЭП?

Тут словно бы кран сначала резко открыли, а потом столь же резко закрыли. Переводчик Сталина Валентин Бережков вспоминал этот «кран» и его повороты:

«Такое сочетание слов — голод на Украине — раньше казалось немыслимым. Богатейший край, располагающий плодородными землями, несметными природными богатствами, трудолюбивым народом, Украина, которая даже в годы Гражданской войны и «военного коммунизма» хотя и скудно, но все же оказалась способной прокормить себя, страна, где с началом нэпа потребовался всего один урожай, чтобы накормить людей, и вдруг — голод! Да еще в мирное время!

Осенью 1929 года, когда мы вернулись в Киев из поездки на юг, никто не мог и подумать, что такое может случиться. Вокруг по-прежнему царило изобилие. На каждом углу — лотки с фруктами и овощами, магазины — частные и государственные — полны продуктов и товаров. На Крещатике прогуливаются разодетые пары, кинотеатры, рестораны, кафе, бильярдные по вечерам заполняет развлекающаяся публика. Правда, и здесь время от времени на улицах появляются «мешочники» — беглецы из деревень, где достигнуты особые «успехи» в коллективизации. Но их считают раскулаченными деревенскими богатеями, наказанными за противодействие властям. А появившаяся в газетах статья Сталина «Головокружение от успехов» создает впечатление, что эксцессы на селе, о которых ходят слухи, дело рук не в меру ретивых функционеров. Теперь, после того как их одернул сам Генеральный секретарь, они поумерят свой пыл и все образуется. Город жил своей жизнью, не подозревая, что скоро на него, как и на всю страну, обрушится страшная беда…