Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

Президент России, казалось, был не в состоянии обуздать свою жажду мести – невзирая на данное Бушу и Бейкеру слово благородно обращаться с поверженным врагом. Ельцин перешел в атаку, не дожидаясь выступления Горбачева по телевидению. Растерянная Раиса Максимовна позвонила мужу в Кремль вечером 25 декабря, когда тот заканчивал редактировать текст прощальной речи, и рассказала, что в их квартиру явились какие-то облеченные властью люди, потребовавшие, чтобы помещение освободили в течение двух часов. Это было грубейшим нарушением обещания, данного Ельциным 23 декабря. Горбачев тогда согласился переехать в квартиру поменьше – но только после отречения от власти. Переходный период должен был закончиться в январе следующего года, а из вежливости, если не сказать снисходительности, его вполне можно было продлить. Но семью президента выгоняли из дома еще до того, как он подписал указ о своей отставке! Горбачев был в ярости. По воспоминаниям Черняева, который присутствовал при разговоре Михаила Сергеевича с супругой, тот “рассвирепел, весь пошел пятнами, позвонил одному, другому… крыл матом”. Приспешники Ельцина дрогнули, и переезд отложили на сутки. Горбачеву никто уже не мешал звонить в Вашингтон и обращаться в последний раз к народу 26.

На следующее утро Горбачеву, который вернулся домой поздно ночью после кремлевских посиделок в узком кругу, ничего не оставалось, как смириться с выселением. В мемуарах он так описывает увиденное дома: “Кучами, вперемешку лежали вещи, книги, посуда, папки, газеты, письма и бог знает что”. Когда Михаил Сергеевич приехал в тот же день на старое место работы, его вид выражал уныние. Охране Горбачева пришлось дожидаться лимузина, который отвез бы бывшего главу государства в Кремль (среди тех благ, которые Ельцин в понедельник пообещал ему оставить, был и президентский ЗИЛ). Еще труднее оказалось найти грузовик, чтобы вывезти вещи из квартиры. Ирина Вирганская, дочь Горбачевых, вспоминала, как отец собирался звонить Ельцину: “Ведь с ним по-человечески обо всем договорились!” Раиса Максимовна возразила: “Никому ни звонить, ни просить ни о чем не надо. Мы лучше умрем с Ириной, но упакуемся и переедем. Люди нам помогут” 27.

Раиса Горбачева с дочерью упаковали вещи. Им помогали телохранители, которые опекали их еще в Форосе. После домашнего ареста в Крыму семья последнего советского вождя уже знала, что делать. Раиса Максимовна сожгла переписку с мужем, Ирина – свои дневники. “Мы все последнее время жили как бы в чужом доме, – вспоминала дочь президента о периоде между путчем и его отставкой. – Все висело на тонкой ниточке. Не знали, какая из властей – КГБ или демократы – в него вломятся”. Первая леди особенно тщательно паковала книги, которые держала на полках выстроенными по алфавиту (по фамилии автора). Среди них были подарки от Маргарет Тэтчер, а также том Тараса Шевченко, которого глубоко чтил ее отец Максим Титаренко. В книге воспоминаний “Я надеюсь…”, вышедшей несколькими месяцами ранее в Соединенных Штатах, Горбачева цитировала строки поэта, в конце декабря 1991 года казавшиеся особенно уместными: “Думы мои, думы мои, горе, думы, с вами! Что вы встали на бумаге хмурыми рядами?” 28

У Горбачева были все основания возмущаться выходками приближенных Ельцина, но в этом отношении новый режим едва ли оказался хуже старого. При Горбачеве с теми, кого оттеснили от кормушки, не церемонились. Перестройка мало что изменила. Александр Яковлев рассказывал, что, будучи с одобрения Горбачева выведен из состава

Политбюро, он моментально лишился привилегий, положенных членам высшего партийного органа: “Как только меня избрали в Политбюро, домой меня увезла уже другая машина вместе с охраной, но как только Горбачев принял мою отставку, машину отобрали сразу же, а освободить дачу велели к одиннадцати часам утра следующего дня” 29.

По Москве пошли слухи о том, что Ельцин выгнал Горбачева с семьей из дома и завладел его кабинетом в Кремле. Руководство России предстало в крайне невыгодном свете. В мемуарах Борис Николаевич не забыл пожаловаться на “поднятые прессой слухи о том, что мы буквально выкидывали вещи бывшего генсека из Кремля”. Он уверял, что семье Горбачевых дали достаточно времени на переезд, и возлагал вину за нарушение договоренностей на неизбежные “трения между клерками”. Одним из этих “клерков” был Коржаков, начальник охраны Ельцина. Он почти каждый день донимал телохранителей экс-президента: просил напомнить шефу, что пора съехать с дачи. Избежать этого, по словам Коржакова, было невозможно. Барвиха-4 была единственной правительственной резиденцией вне Москвы, оборудованной всеми средствами связи, в которых нуждался глава государства и верховный главнокомандующий. “Других аналогичных объектов рядом с Москвой не было”, – утверждает Коржаков 30.

Рано или поздно бывшему президенту СССР пришлось бы освободить казенные помещения. Впрочем, Ельцин сделал все от него зависевшее, чтобы эта процедура для семейства Горбачевых оказалась как можно неприятнее. Желал ли он отомстить за боль, которую генсек причинил ему и его жене Наине? В ноябре 1987 года, когда Ельцин лежал в московской больнице – приходил в себя после провала, которым обернулось для него заседание Политбюро, и последовавшей попытки самоубийства, – Горбачев приказал сотрудникам КГБ вытащить его из постели и отвезти в Московский горком, где Ельцина должны были снять с должности первого секретаря. Хозяин Кремля отмахнулся тогда от жалоб Ельцина (тот уверял, что не может ходить без посторонней помощи) и пропустил мимо ушей слова министра здравоохранения, предупредившего генсека, что состояние больного внушает тревогу. Ельцину врачи делали инъекции анальгетиков и спазмолитиков, но сотрудникам госбезопасности на это было плевать. Наина Иосифовна в отчаянии бросила тогда им в лицо “фашисты” и велела передать Горбачеву, что он преступник 31.

Изгнание президента СССР из Кремля стало ярким свидетельством того, как ненавидели друг друга Горбачев и Ельцин. Однако их вражда, при всей своей остроте, не должна заслонять другие, более важные причины событий 1991 года. Ведь не Михаил Сергеевич и не Борис Николаевич принимали решение, сохранить ли Советский Союз. Невозможным оказалось сосуществование на одной территории старого Союза и укреплявшихся институтов власти Российской Федерации и других союзных республик. Когда руководство Украины взяло курс на выход из СССР, перед Ельциным и его окружением встал выбор: тащить ношу империи самим или сбросить ее. Они избрали второе. Противостояние Горбачева и Ельцина лишь ускорило этот процесс.