Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

“Президент Соединенных Штатов!” – громко объявил пристав, и зал заседаний Палаты представителей огласился аплодисментами. В дверях показался Джордж Буш в сером костюме и галстуке в серо-голубую полоску. В сопровождении нескольких членов обеих палат Конгресса президент направился к столу секретаря. Президент улыбался, пожимал руки, обменивался приветствиями и даже показывал иногда пальцем на конгрессменов и чиновников администрации, которым не терпелось взглянуть на него хотя бы мельком, а то и перекинуться словом. Аплодисменты долго не утихали. Главе государства явно нравилось внимание. Буш пообещал, что выскажется о “серьезных вещах, серьезных переменах и серьезных проблемах”. И сдержал слово.

Было начало десятого вечера 28 января 1992 года, вторник. Джордж Буш готовился выступить с третьим – как предполагали журналисты, самым важным – посланием Конгрессу о положении в стране. Кроме присутствовавших в зале, речь слушали миллионы телезрителей. От президента ожидали не только размышлений о самом бурном годе его правления (и всю послевоенную историю Соединенных Штатов), но и предположений о том, что в наступившем году ждет Америку и мир. Когда аплодисменты стихли, Буш признался: “Знаете, этого послания ждали с большим нетерпением, и я хотел сделать все, чтобы попасть в десятку, но так и не смог уговорить Барбару прочесть его вместо меня”. Зал взорвался овациями. Конгрессмены поднялись со своих кресел.

Буш, обычно сдержанный, удачно посмеялся над собой. Его жена сидела в первом ряду балкона рядом с Билли Грэмом, самым известным в Америке протестантским проповедником. Первая леди и вправду могла похвастаться обаянием, которого не хватало ее мужу. Тем не менее, в этот раз он показал, на что способен. Подготовленная с помощью пиарщиков (в том числе помогавших Бушу на президентских выборах 1988 года) речь имела успех: конгрессмены еще несколько раз вставали с мест 1.

Одной из сильных сторон выступления стал доклад о внешней политике. Успехи Буша на международной арене признавали и его друзья, и враги, и республиканцы, и демократы. “Мы собрались… в непростой и весьма многообещающий период нашей истории, истории человечества в целом, – заявил президент. – За последние двенадцать месяцев в мире произошли перемены почти библейского масштаба”.

Девяносто первый год начался “Бурей в пустыне” и закончился распадом Советского Союза: “В этом году коммунизму настал конец. Но самая важная вещь, которая произошла на планете за всю мою жизнь, за всю нашу жизнь – милостью Божией Америка победила в холодной войне”. (Этот пассаж встретили едва ли не криками “ура”.) Президент продолжил: “Холодная война не просто закончилась – она закончилась [нашей] победой”. Буш воздал должное американским военным и налогоплательщикам за жертвы, принесенные ими на алтарь победы. Закончил он тем, что нарисовал картину светлого будущего:

Впервые за тридцать пять лет наши стратегические бомбардировщики не приведены в боевую готовность. Им больше незачем стоять на круглосуточном дежурстве. Завтра в школе нашим детям будут рассказывать об истории и природе. У них не будет, как у моих детей, учений на случай бомбардировки. Им не покажут, как залезать под парты и закрываться при ядерном взрыве. Моим внукам не придется этого делать. Их не станут мучить кошмары, от которых десятилетиями страдали дети. Угрозы, конечно, не ушли. Но навязчивого страха уже не будет… Мир, некогда разделенный на два вооруженных лагеря, признает теперь одну сверхдержаву – Соединенные Штаты Америки. Пока я президент, я продолжу курс на поддержку свободы по всему миру – но не потому, что успех вскружил мне голову, и не потому, что я человеколюбив, а ради безопасности наших потомков. Это очевидный факт: упорство в борьбе за мир – отнюдь не порок, самоизоляция в стремлении обезопасить себя – отнюдь не добродетель.

Буш высказался недвусмысленно: Соединенные Штаты избавились от противника, а теперь им выпало править миром 2. Тон выступления кардинально отличался от взвешенных заявлений Буша и его советников до отставки Горбачева 25 декабря 1991 года. Перемена была связана с набиравшей обороты предвыборной гонкой. Ради второго срока хозяину Белого дома показалось выгодным приравнять коллапс советской империи к окончанию холодной войны – что, по мнению американского правительства, произошло еще год, а то и два назад. Стараясь не усугублять непростое положение Горбачева после объединения Германии в 1990 году, Буш удержался от “танцев на [Берлинской] стене”. В то время нельзя было исключать ответный удар “ястребов” в СССР, прибалтийские республики еще не добились независимости, а из Восточной Европы не ушли советские войска. Теперь же у Буша были развязаны руки, и радость победы кружила голову. В американской администрации предпочли не вспоминать совместную с Горбачевым декларацию о завершении противоборства, сделанную во время саммита в декабре 1989 года на Мальте, а также заявления Белого дома, из которых следовало, что московская встреча двух президентов в июле 1991 года стала первой после холодной войны. Горбачев громко протестовал – он не мог смириться с пренебрежением собственным вкладом в мирное разрешение конфликта, – но США не подали виду, что обратили на это внимание. По слухам, частным образом Буш посоветовал бывшему коллеге пропускать мимо ушей красноречие, которым сопровождалась избирательная кампания. В октябре 1992 года Михаил Сергеевич заметил в интервью “Нью-Йоркеру”: “Видимо, эти вещи необходимы во время выборов, но если такое высказывают всерьез, это огромное заблуждение” 3.

Увы, эксплуатация “победы в холодной войне” не дала ожидаемого результата. Экономика США никак не могла выбраться из рецессии, а социологические опросы показывали, что президент, которого еще недавно любила вся Америка (после операции в Персидском заливе Буша поддерживало 89 % сограждан), стремительно терял шансы на победу на выборах. По мнению “Вашингтон пост”, президент, выступая перед Конгрессом, не произвел хорошего впечатления и на половину аудитории. Подобно Черчиллю, он провел страну через грозные испытания, но не сумел обратить это себе на пользу. И в 1945 году в Великобритании, и в 1992 году в США избиратель предпочел тех, кто пообещал перемены во внутренней политике.

Буш повторил судьбу Черчилля и в другом: он попытался повлиять на память общества о войне, в завершении которой сам сыграл важную роль. В соавторы мемуаров он выбрал своего советника Скоукрофта. Несомненно, они старались сохранять объективность, но хронологические рамки рассказа, определенные периодом нахождения Буша на вершине власти, задали собственную логику. Естественным им казалось не относить окончание холодной войны к моменту падения Берлинской стены (ноябрь 1989 года), а продлить ее до распада Советского Союза (декабрь 1991 года). Книгу “Мир стал другим” Буш и Скоукрофт завершили последним звонком президенту от Горбачева на Рождество 1991 года 4.