Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

Толпа ликовала. Когда работники партаппарата начали выходить на улицу, представители мэрии обратились к демонстрантам с просьбой избегать “любого повода для беспорядков”. Москвичи кричали сотням выходивших из здания сотрудникам ЦК: “Позор! Позор!” Еще в последний день переворота секретарь Московского горкома Юрий Прокофьев потребовал у путчистов пистолет, чтобы иметь возможность застрелиться. Теперь его осыпали оскорблениями и даже начали бить, однако милиция сразу взяла чиновника под охрану и провела его к такси. Обыскивавшие выходивших демонстранты показывали собравшимся найденные в вещах дефицитные продукты: копченую рыбу и колбасу 15.

Блокирование главного офиса партии в центре Москвы совпало во времени с крупнейшим в карьере Горбачева поражением. Вечером он встретился с группой депутатов Верховного Совета РСФСР. Планировалось, что встреча будет неофициальной, однако ее транслировали по телевидению. Горбачев начал со слов благодарности российскому парламенту и лично Ельцину за их позицию во время путча. Он сообщил о присвоении Александру Руцкому звания генерал-майора (во время переворота тот был полковником), а также (по требованию Ельцина) зачитал выдержку из протокола заседания Кабинета Министров СССР 19 августа, на котором все министры, кроме двоих, поддержали ГКЧП.

Президент СССР призвал российских депутатов сохранить Союз: “Сегодня, после выхода из кризиса, россияне должны действовать совместно с Верховными Советами других республик и народами других республик. Иначе они перестанут быть россиянами”. Его слова (напоминание о традиционной роли русских как хозяев в Российской империи и СССР) не нашли поддержки у депутатов: те восприняли призыв Горбачева действовать в одной упряжке с остальными республиками как попытку затормозить движение России к демократии и рыночным реформам, прицепив к ней вагон Союза. Депутаты забросали главу СССР вопросами о его личном участии в заговоре и потребовали объявить КПСС преступной организацией. Горбачев перешел в оборону: “Вы предлагаете не более чем новую разновидность крестового похода или религиозной войны. В моем понимании социализм – это убеждения, которые есть у людей. И мы не единственные, у кого они есть, они есть и в других странах, не только сейчас, но и в другие времена”.

После этого возник вопрос о союзной собственности на территории РСФСР и ельцинском указе об экономическом суверенитете. “Вы сегодня сказали, что подпишете указ, подтверждающий все мои указы, изданные в этот период [путча]”, – заявил Ельцин. Горбачев оказался в затруднительной ситуации: “Не думаю, что вы позвали меня сюда, чтобы загнать в ловушку”. Советский президент сообщил о намерении утвердить все указы Ельцина, изданные в период путча – кроме одного, в котором речь шла о союзной собственности. Его Горбачев был готов утвердить лишь после подписания нового Союзного договора. Это не было затягиванием времени. Горбачев предложил сделку: сначала подпись под Союзным договором, после – вопрос о собственности. Ельцину это не понравилось. Уловка с подписанием указа задним числом провалилась. Однако у Ельцина имелся еще один козырь. Он повернулся к телекамерам: “Продолжим на более легкой ноте. Не подписать ли нам указ о запрещении деятельности коммунистической партии?” Эти слова ошеломили Горбачева. На кону была судьба всех партийных ячеек России. Без них его и без того слабое влияние сходило на нет. Осознав, что происходит, он спросил “союзника”: “Что вы делаете? Я… Разве мы… Я не читал этого” 16.

Президент России подписал указ о временном запрете деятельности КПСС на территории РСФСР. В ответ на замечание Горбачева о том, что запрет партии выходит за рамки его полномочий, Ельцин ответил: речь только о приостановлении ее деятельности. Российские депутаты встретили подписание указа аплодисментами. Они продолжили забрасывать вопросами захваченного врасплох президента СССР. Горбачев с трудом выдержал удар: “Ельцин все делал на этой встрече с садистским наслаждением”. Эта черта личности Ельцина прежде была неизвестна публике: российский лидер предстал не политиком, ценящим личную верность, не лидером, поднимающим массы, не человеком, заботящимся о своем окружении, а хищником. Один из наиболее близких к нему людей делился впечатлениями: “Сцена жестокая, злонамеренная, безнравственная” 17. Ельцин одержал очередную победу над Горбачевым в борьбе за власть. После отмены назначения министров-силовиков и запрета деятельности КПСС президент СССР лишался почти всех рычагов влияния.

Подписав указ, Ельцин попробовал очаровать жертву. Под конец встречи президент РСФСР публично взял Горбачева под свое покровительство, сообщив депутатам о готовности последнего вести следствие по делу о государственном перевороте. Покончив с формальностями, Ельцин обратился к Горбачеву: “Михаил Сергеевич! Мы столько пережили, такие события, такие потрясения! И вы в Форосе намучались, и мы все не знали, чем этот путч ГКЧП закончится, и домашние наши, и Раиса Максимовна… А что, давайте соберемся семьями! Наина Иосифовна, Раиса Максимовна”. Горбачев в недоумении посмотрел на Ельцина, вероятно, пытаясь понять, серьезно ли тот говорил. Он ответил: “Да нет, сейчас это не стоит. Не надо этого делать” 18.

Вечером Джордж Буш и Брент Скоукрофт смотрели трансляцию этой встречи. Скоукрофт заметил: “Все кончено. Горбачев больше не является независимым деятелем. Ельцин говорит ему, что делать. Вряд ли Горбачев понимает, что произошло”. Буш согласился. Запрет партии стал важной вехой в истории идеологического противостояния, и теперь Буш и Скоукрофт имели все причины для радости. Но в этот момент более важным был вопрос политического выживания Горбачева 19.

Буш это предвидел. Первые признаки перераспределения сил в Москве стали заметны уже 21 августа, во время первого после путча звонка Ельцина. Тот говорил как победитель. После краткого поздравления президент РСФСР начал: “Как мы и договаривались, хочу сообщить вам о последних событиях”. “Пожалуйста”, – предложил Буш. Ельцин объявил: “Премьер-министр России Силаев и вице-президент Руцкой привезли Горбачева в Москву. Он цел и невредим. Министр обороны Язов, премьер-министр Павлов и председатель КГБ Крючков взяты под стражу”. Силаев пересидел решающую ночь дома, а на следующий день вновь присоединился к своему президенту и оказался в центре событий. Буш приободрил Ельцина, расспросив о некоторых подробностях. Ельцин продолжил: “По моему распоряжению генеральный прокурор Советского Союза открыл уголовное дело против путчистов”.

Государство, в котором союзный генпрокурор выполняет распоряжения президента России, явно не было прежним СССР. Но все списала эйфория победы. Буш обратился к Ельцину: “Мой друг, ваши котировки сейчас достигли небесных высот. Вы показали уважение к закону и выступили в поддержку принципов демократии. Поздравляю вас. Вы были на линии огня, стояли на баррикадах. Мы все болели за вас. Вы вернули Горбачева живым и здоровым, вернули ему власть. Вы приобрели многих друзей по всему миру. Мы поддерживаем вас и восхищаемся вашим мужеством и тем, что вы сделали. Если вы готовы принять небольшой совет друга – отдохните, поспите” 20.