Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

На третий, решающий день путча Кравчук проснулся в четвертом часу утра. Его разбудил телефонный звонок: депутат от оппозиции требовал созвать экстренное совещание Президиума Верховного Совета. Звонивший только что узнал о начале штурма московского Белого дома. Ответ Кравчука был привычно уклончив: среди ночи на ситуацию в Москве повлиять нельзя, так что совещание стоит отложить до начала рабочего дня. К моменту прибытия Кравчука в здание парламента события стали еще более драматическими. Новости из Москвы не оставляли сомнений в неминуемом поражении путчистов и победе Ельцина. Кравчук сразу же сделал то, чего уже несколько дней требовали оппозиционные депутаты: принял сторону побеждающего.

Позднее он заявлял, что еще в дни переворота поддерживал связь с державшим оборону российским лидером и его окружением. Именно главе украинского парламента первому Ельцин позвонил утром 19 августа. Хотя российский президент не смог убедить Кравчука совместно выступить против путчистов, председатель Верховного Совета УССР заверил его, что не признает ГКЧП. Формально Кравчук ни разу не нарушил это обещание. В последний день переворота Ельцин сказал Бушу, что Кравчуку можно доверять. Казалось, глава украинского парламента вновь выбрал верную сторону. Но представители украинской оппозиции так не считали. Узнав о поражении путчистов, люди заполнили главную площадь Киева, скандируя: “Ельцин! Ельцин! Долой Кравчука!” Еще утром глава Верховного Совета опасался путчистов. Вечером ему пришлось думать о своем политическом будущем в условиях доминирования национал-демократов 16.

Двадцать второго августа Горбачев вернулся в Москву. Тогда же Кравчук согласился созвать экстренное заседание Верховного Совета. Он озвучил повестку дня на пресс-конференции, созванной для объяснения его колебаний в дни путча. Политик предложил парламенту осудить попытку государственного переворота, переподчинить парламенту УССР военных, КГБ и милицию, начать формирование национальной гвардии и отказаться от переговоров о новом Союзном договоре. Он заявил журналистам: “Нет необходимости очертя голову подписывать договор… Думаю, в Советском Союзе нужно сформировать правительство переходного периода, возможно, комитет или совет из девяти человек или около того. Орган, который сможет защитить деятельность демократических учреждений. Нужно провести переоценку всех форм политической жизни. Несмотря на это, я уверен, что мы должны немедленно подписать экономический договор”. Кравчук не говорил о независимости. Его целью было полностью разрушить союзный центр в прежнем виде, заменив его комитетом республиканских лидеров. Это был проект конфедерации 17.

На следующий день украинский лидер вылетел в Москву, чтобы встретиться с Горбачевым, Ельциным и главами республик. Поездка проходила по плану, озвученному на пресс-конференции. Главы республик в присутствии Горбачева заявили о согласии с назначением новых министров обороны, внутренних дел, а также председателя КГБ. Кроме того, они обсудили создание нового исполнительного комитета взамен Совета Министров СССР. Во всем этом была лишь одна странность: представления к назначению делал президент РСФСР. Ельцин блокировал назначение Горбачевым глав силовых ведомств, чтобы никто другой не мог воспользоваться плодами его победы.

Казалось, главы республик не против приобретения Ельциным почти неограниченных полномочий. Опытные политики, выросшие в атмосфере интриг, не стали ему возражать. Ставший хозяином положения российский президент был их союзником в противостоянии со слабеющим центром. Кроме того, главы республик единогласно осудили путч, хотя несколькими днями ранее значительная их доля поддерживала ГКЧП. Без ответа остались и выпады Ельцина против КПСС, членами которой были все присутствовавшие. В тот же день из Политбюро и ЦК партии вышли президент Казахстана Нурсултан Назарбаев и президент Таджикистана Кахар Махкамов 18.

Однако лидеры республик не были безоговорочными сторонниками Ельцина. Будучи вынуждены уступать его инициативам, они не отказывались от обещания сотрудничать с Горбачевым в выработке нового Союзного договора. Это подчеркивалось в опубликованном на следующий день сообщении. В разговоре с послом США Робертом Страусом Горбачев отметил: “Что касается нашей федерации, то мы подтвердили, что будем двигаться к Союзному договору. Причем на этот раз решили, что подписывать будем вместе, все республики, а не поочередно”. По его словам, это означало, что “некоторым придется немного подождать по сравнению с ранее назначенными сроками. А, например, Украине поторопиться с решением” 19.

Но Кравчук не спешил. Когда Горбачев сказал ему, что даже президент США понимает “историческую бесперспективность” стремления Украины к независимости (он имел в виду киевскую речь Буша), Кравчук отреагировал уклончиво. Его не подкупило и предложенное Горбачевым расширение роли украинских властей в союзных структурах в противовес Ельцину. На вопрос Горбачева об отношении Кравчука к возможному назначению главы Совмина УССР Витольда Фокина главой союзного временного правительства Кравчук дипломатично ответил: Фокин – отличный выбор, но он вряд ли согласится уехать с Украины. Тот действительно отказался 20.

Вероятно, итоги поездки укрепили Кравчука в решении выступить за независимость. Он ехал в Москву убежденным сторонником идеи замены союзного правительства комитетом представителей республик. Однако успешная попытка Ельцина изгнать ставленников Горбачева из правительства и его внезапное решение осудить деятельность компартии изменили политический ландшафт. По своему значению эти шаги не уступали победе над ГКЧП. Вместо слабого, подконтрольного Горбачеву центра появился сильный центр Ельцина. Ни Кравчук, ни его коллеги из республиканского руководства не горели желанием участвовать в создании нового центра. Они не верили в возможность возвращения к принципу раздела полномочий времен Хрущева и Брежнева. За годы правления Горбачева киевская верхушка привыкла к ранее невозможной свободе. Теперь в центре видели источник нестабильности.

Во время путча Кравчук приобрел репутацию человека, способного пройти в дождь между каплями. Через двадцать лет он ответил на вопрос о справедливости этой шутки: “В принципе, все верно – я человек гибкий, дипломатичный, редко говорю людям правду прямо в глаза, совсем редко открываюсь. Опыт учит, что в политике бывают ситуации, когда любая откровенность или открытость может быть использована против тебя”. (Неожиданно искренне для политика.) В Киеве Кравчука ждал настоящий потоп. Умение ходить между каплями оказалось бесполезно: вместо зонта уже нужен был спасательный жилет. Никто не знал, найдет ли он его 21.