Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

Гонсалес проявил неподдельное уважение к Горбачеву. Это была встреча если не друзей, то союзников. Горбачеву нравился Гонсалес – крестьянский сын, ставший во главе Социалистической рабочей партии, а после – всей Испании. Гонсалес же очень уважал Горбачева. Узнав об августовском путче, он занял наиболее непримиримую позицию среди западных лидеров. Миттеран был готов признать ГКЧП как факт, Буш колебался, а Гонсалес немедленно опубликовал лично подготовленное заявление, в котором назвал события в СССР государственным переворотом. Горбачеву в Мадриде он сказал: “У меня в те дни сложилось впечатление, что Запад воспринял произошедшее как нечто необратимое и был готов смириться”.

Гонсалес уверял, что если западные лидеры однажды оказались готовы сбросить Горбачева со счетов, они могут сделать это снова: “Политические лидеры Запада не имеют сегодня уверенности в способности Советского Союза сохраниться и поэтому исходят из ряда возможных вариантов, включая распад СССР. Меня это очень гнетет”. Эти слова произвели на Горбачева настолько сильное впечатление, что он процитировал их в мемуарах. В последние годы правления Горбачеву удавалось отвлечься от проблем, посещая друзей на Западе. Эти времена подходили к концу. Теперь за границей он чувствовал себя так же неуверенно, как и дома. Его влияние постепенно сходило на нет 8.

Александр Хейг, госсекретарь в администрации Рейгана, выступил с заявлением, прозвучавшим как политический некролог: “Господин Горбачев – лидер вчерашнего дня. Мы в большом долгу перед ним за то, что он не делал попыток сохранить империю силой. Но… он уже стал историей”. И американские, и советские журналисты понимали, кто дирижирует в Мадриде. “Правда” сообщала о брифинге, на котором руководитель службы протокола испанского МИД сообщил журналистам: “Музыку заказывают американцы, балет состоит из участников конференции, а мы предоставляем сцену”. У входа в посольство СССР соорудили белый тент: перед конференцией Горбачев встретился там с Бушем. Корреспондент “Нью-Йорк таймс” Аллан Коуэлл решил, что это “наводит на мысль об упадке СССР. Идею предложили американцы, навес шили испанцы, а советское руководство с этим согласилось” 9.

Горбачев встретился с Бушем 29 октября, на следующий день после прибытия в Мадрид. Их разговор происходил в новом здании советского посольства. Борис Панкин вспоминал, что “встреча была радушной, даже сердечной, особенно пока шла съемка”. Прежде всего политики обсудили события, произошедшие с их июльской встречи. Естественно, речь шла и о путче.

– Пытаться сместить вас было глупостью, – сообщил Буш советскому коллеге.

– Генералы иногда это делают, – ответил Горбачев, с улыбкой взглянув на Скоукрофта.

– Если Скоукрофт или Бейкер захотят получить мою должность, я не буду возражать.

Шутка оказалась для советского президента слишком тонкой. Он сказал: “Я не собираюсь оставлять свою работу”.

Буш поинтересовался: “Не боитесь ли вы, что это может повториться?” Горбачев выразил уверенность в том, что перевес на его стороне. Он возлагал надежды на новый Союзный договор.

Президента США беспокоила проблема ядерной безопасности. Пока Горбачев мог влиять на это, Буш хотел добиться сокращения советского ядерного арсенала: “В этом вопросе центр все еще играет главную роль, за это отвечаете вы”. Горбачев заверил Буша, что бояться нечего: “Многое из того, что пишет пресса, не соответствует действительности. Возможно, журналисты вынуждены так говорить”. По его словам, несмотря на риторику Кравчука, тот согласился на безъядерный статус Украины. Аналогичный шаг сделал глава Казахстана Нурсултан Назарбаев. Ельцин также недавно высказался в пользу контроля союзного центра над Вооруженными Силами 10.

В центре внимания США находилось ядерное оружие, а Советский Союз остро нуждался в деньгах. Горбачев попросил: “Все мы понимаем, что поставлено на карту. То, что произойдет с СССР, отразится на всем мире… Буду откровенен: 10–15 миллиардов долларов – не такая уж большая сумма. Возвращение их станет не слишком сложной проблемой”.

Американцы не были готовы говорить о таких суммах. Буш ответил: “Скажу вам, что можно сделать сейчас. До зимы можно выделить полтора миллиарда, вам за это время нужно решить проблему взаимоотношения центра и республик. Если этого мало, я после возвращения проконсультируюсь у себя. Посмотрим, что можно сделать”. Горбачев возразил: чтобы дожить до нового урожая, его стране нужны три с половиной миллиарда. В этот момент к разговору присоединился Джеймс Бейкер. Он сказал, что США не могут дать больше озвученной Бушем суммы. Помимо этого он якобы лично сказал Павлу Палажченко: “Берите полтора миллиарда. Живые деньги. Берите, пока не передумали. Мало? Больше дать мы не можем”.

На этом переговоры закончились. Буша и его советников беспокоила позиция республик по отношению к долгам СССР, в частности их отказ от платежей по обязательствам центра. В то же время они должны были что-нибудь сделать если не для спасения Горбачева, то хотя бы для защиты населения Советского Союза от голода. Администрация президента США была готова раскрыть кошелек несколько шире, но лишь с одной целью: помочь избежать голода и социального взрыва, которые могли склонить симпатии советского общества на сторону сторонников жесткой линии, а значит, и вручить им ядерное оружие. На июльском саммите “Большой семерки” Горбачев уже пытался добиться от Буша крупной финансовой помощи. Нынешнее предложение США не стало для него сюрпризом. Позже он даже выражал удовлетворение по этому поводу.

Буш и Горбачев договорились о том, что основной задачей мирной конференции в Мадриде является предоставление возможности для переговоров сторонам ближневосточного конфликта. Однако на предварительной встрече двух лидеров эта тема почти не затрагивалась. Буш хотел, чтобы советская сторона продолжила поощрять участие в переговорном процессе сирийских и палестинских руководителей. Горбачев согласился, но выдвинул встречные требования. Фокус сместился в сторону славянских стран – традиционной сферы интересов Российской империи в прошлом и Российской Федерации в будущем. Горбачев потребовал у США оказать давление на Турцию, чтобы та стала уступчивее по отношению к грекам-киприотам, а также усилить роль ООН в разрешении югославского кризиса. Он мало чего добился: Буш не стал обещать поддержку в вопросе Кипра и скептически отнесся к перспективе решения проблемы Югославии 11.

Как и следовало ожидать, большинство вопросов, заданных Горбачеву и Бушу на пресс-конференции, касались не мирного процесса на Ближнем Востоке, а положения в СССР. Черняев отметил в дневнике: “Буш старался не показать разность весовых категорий, а М. С. не из тех, кто ‘позволил’ бы… Держался как ни в чем не бывало…” По словам Павла Палажченко, это не произвело желаемого эффекта: “На появление Горбачева они [делегация США] отреагировали со скепсисом, холодом и безразличием. По их мнению, он уже ушел со сцены”. У Палажченко сложилось впечатление, что “целая эпоха определенно близится к концу”. Борис Панкин винил Буша в недостаточной поддержке советского коллеги. Он чувствовал: чего-то не хватало. Министр вспоминал: “Постепенно я начал догадываться, в чем дело. Горбачева не могли не раздражать все эти мудрствования в прессе относительно развала страны и его положения в ней, о чем помощники президентов исправно докладывали шефам. Быть может, он ждал, что Буш как-то выразит свое отношение к этим спекуляциям. Подаст знак. Буш знака не подавал” 12.