Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

Кравчук приехал в тот день, когда Верховный Совет Крымской АССР должен был рассмотреть законопроект о местном референдуме, на который вынесли бы вопрос об отделении от Украины. Он смог уговорить депутатов отложить принятие закона и отменить референдум. Доводы его были просты: останься Крым автономией в составе Украины, местному парламенту хватит полномочий, чтобы управлять полуостровом без вмешательства Киева. Местные верхи, недавние коммунисты, которые после 1954 года привыкли иметь дело с украинской столицей, исключили законопроект из повестки. Их противникам, депутатам от Республиканского движения Крыма, которые активно выступали за референдум, просто не хватило голосов.

Лидер Республиканского движения Юрий Мешков, один из немногих оппонентов путча среди крымских депутатов, объявил в знак протеста голодовку. По его словам, разногласия в парламенте отражали борьбу коммунистов и демократов. Но в простые схемы крымская политика не укладывалась. Вскоре четыре журналистки – украинка, татарка и две русские – также начали голодовку, призывая остановить нагнетание ксенофобии на полуострове людьми Мешкова. В итоге верх одержал Кравчук: сепаратный референдум в Крымской АССР отменили. Одновременно с голосованием за кандидатуру президента избиратели отвечали лишь на один вопрос: одобряют ли они независимость Украины. Так Крым не стал украинской Чечней, а Кравчук – вторым Ельциным. Украинский президент удержал трудный регион в повиновении политическими средствами 10.

Крыму, с его восстановленной в начале 1991 года автономией и особыми отношениями с Киевом, завидовали элиты Закарпатья. До Второй мировой войны этот регион принадлежал Чехословакии и теперь был не прочь повысить свой статус. Другими кандидатами на автономию могли стать Одесская область и Донбасс. Федерализм уже в период президентской кампании превратился в бранное слово, поэтому Черновол пообещал Одессе лишь свободную экономическую зону. Кравчук предложил другое: дать историческим землям – он насчитал их дюжину – широкие права в экономической сфере. Местным элитам пришлось удовлетвориться посулами Кравчука: ставить на Черновола они не собирались. Ходили слухи, что неудача первого на выборах могла бы обернуться попыткой отделения Юго-Востока.

Центробежные тенденции в некоторых регионах не были единственным подводным камнем, который Киев стремился миновать на пути к декабрьскому референдуму. Из-за них возникала угроза осложнения отношений с соседями по Советскому Союзу и бывшему “социалистическому лагерю”. В конце августа 1991 года заявление Павла Вощанова, пресс-секретаря Ельцина, показало: Россия ждет волеизъявления жителей Украины и, возможно, попытается завладеть Крымом, а то и некоторыми юго-восточными областями. Закарпатские венгры делали прозрачные намеки своим соплеменникам по ту сторону границы. Румынский национализм набирал силу в Северной Буковине, населенной преимущественно украинцами и в межвоенный период принадлежавшей Румынии. И если правительства Чехословакии и Венгрии не выдвигали Киеву территориальные претензии, то парламент Румынии изрядно потрепал нервы украинскому руководству.

Накануне референдума 1 декабря румынские депутаты призвали считать его результаты недействительными в Черновицкой области и в Южной Бессарабии – по их мнению, исконно румынских землях. Министр иностранных дел Украины Анатолий Зленко узнал об этом по пути в Бухарест, куда впервые ехал с официальным визитом. Он отменил визит и вышел из поезда ночью недалеко от границы. Министр иностранных дел Румынии напрасно ждал его следующим утром на вокзале. Украинцы болезненно относились к вопросу территориальной целостности страны. Впрочем, у них не было выбора: западные области Украины до Второй мировой войны входили в состав Польши, Румынии и Чехословакии 11.

Территориальные претензии соседей вроде России и Румынии, центробежные тенденции имели прямое отношение к положению этнических меньшинств. Русские были самым крупным из меньшинств (более одиннадцати миллионов человек) и жили главным образом на Юго-Востоке и в Крыму. Кравчук и другие кандидаты, навещая эти регионы, старались дать ответ на вопросы, беспокоившие русских. Сводились эти ответы к одному: на Украине русским будет жить комфортнее, чем в России. Нередко так оно и было. Близость восточнославянских языков и привычка украинцев в городах Юго-Востока говорить в обществе по-русски превратили этнические различия в условность. У русских не было причин с тревогой ждать 1 декабря. Семьи многих из них укоренились на Украине давно. Немало было и смешанных браков. Государственная независимость русскими воспринималась без враждебности, а убедить их в ее преимуществах оказалось не так уж трудно.

Русские на Украине видели, что Советский Союз рушится. Их, как и большинство сограждан, тянуло испробовать другую жизнь. Марта Дычок, аспирантка Оксфорда, которая работала в украинских архивах и заодно писала для “Гардиан”, стремилась передать в репортажах настроения людей. Итоги она подвела так: “Когда мы говорили с людьми до путча и после, жажда нового была очень и очень сильной. Она проходила красной нитью в каждой беседе. ‘Хватит балагана, хватит коррупции, хватит этого всего. Мы хотим чего-то другого’. А переменой, которую им предлагали, была независимость Украины” 12.

Кравчук, обращаясь к избирателям, не делал упор на этнокультурный национализм, а призывал к экономической самостоятельности. Он играл на укорененном в массовом сознании мифе об Украине как житнице Европы, аграрной сверхдержаве, которая кормит Россию и другие союзные республики. Газеты перепечатывали статью о том, что эксперты “Дойчебанка” якобы сочли Украину самой богатой и перспективной частью Союза. Уровень жизни в УССР, как правило, служил предметом зависти российской глубинки, а рынок сельскохозяйственной продукции осенью 1991 года имел показатели намного лучшие, чем российский. Власти смогли довольно легко убедить украинцев, независимо от их происхождения, выбрать не только свободу, но и достаток.

В ноябре сомнения в том, что выход из-под опеки Москвы неизбежен, ушли: Государственный банк СССР остановил перечисление средств на Украину и лишил многие учреждения и предприятия возможности платить зарплаты и пенсии. Речь Ельцина о реформах в экономике пошатнула российский рынок и вызвала скачок цен. Магазины союзной столицы опустели. Москвичи ринулись в железнодорожные кассы: на юге еды хватало. В ответ тамошние украинцы и русские, у которых опустели не полки, а кошельки, забыли о “дружбе народов” и встали на защиту своих магазинов и низких цен. Они патрулировали вокзалы и не давали приезжим выйти в город. В Днепропетровске и других промышленных центрах Юго-Востока Украины стычки происходили едва ли не каждый день. Единственным выходом из хаоса казалась независимость. А вот перспектива оказаться в меньшинстве русских не беспокоила 13.