Сергей Доренко - Россия, подъем! Бунт Расстриги

Идея русским нужна, потому что мы – народ идеи, народ служения, народ миссии. Чехи могут жрать и переваривать пищу, австрийцы могут жрать и освобождать кишечник, а русским хочется подвига ради идеи. Это понятно.

Только нет теперь Идеи, идеи никто не обещал. И даже на горизонте не теплится.

И нужна воля, воля, определяющая общее дело, воля, преодолевающая лень, воля, точно называющая, что есть хорошо и что есть плохо.

Русские, великие, красивые, неуемные, экстремисты во всем, где ваша идея? Когда же вы определитесь, что есть добро, и когда станет у вас воли сломить все на пути к вашему великому идеалу?

Ноябрь, 2013 год.

К сожалению, главное свойство в России людей любого уровня руководства, начиная со старшего помощника младшего конюха, – это полное презрение к коммуникации и к информации. Я думаю, что люди должны коммуницировать, говорить друг с другом. Вот в Европе люди в Средние века и позже жили теснее, чем у нас. Здесь можно нагадить под ноги и уйти на Камчатку, в Сибирь. А в Европе они жили тесно и вынужденно коммуницировали и научились разговаривать друг с другом не скотски, а по-человечески. Вот в Москве люди тесно живут, скученно, и, казалось бы, это должно вынудить их разговаривать. Но они не разговаривают, они друг другу засады все время делают!

Я считаю, что скученность людей и способность к взаимодействию – это прямо пропорциональные вещи. Огромная скученность людей в долине Нила рождает систему ирригации при фараонах. То есть систему взаимодействия и кодификацию сценариев. Если это, если то. И они становятся очень сложными. Но не сверхсложными. Потому что в сверхсложных сценариях правила меняются ежемгновенно, как сейчас. В то время сценарии прописываются.

В Европе однажды создается критическая масса людей. Некоторые уезжают в Америку. Но многие остаются. И они вынуждены говорить друг с другом, они вынуждены разрабатывать правила. И сегодня лежат в ратуше какой-нибудь венгерской документы, которые вам с 1300-го, с XIV века, точно расскажут, когда кто болел, сколько было больных, где захоронен скот, павший от заболеваний – его залили кислотой – и как это все сделано. В каждой ратуше лежат все эти документы.

Россия, в отличие от Европы, от долины Янцзы, от долины Нила, земля первопроходцев. И как земля первопроходцев Россия позволяет здесь плюнуть всем в рожу и уйти к себе. Как это было в XIV веке – можно было всем здесь плюнуть в рожу и уйти в Рязань (Рязань была пограничным городом, потому что она граничила с тюрками, а тюрки были не наши люди.) Потом можно было плюнуть всем в рожу и уйти на Хопер, на Дон, в верховья Дона. Можно было плюнуть всем в рожу и уйти в то, что потом стало Новороссией. Уйти в Сибирь, уйти на Аляску. То есть Россия – страна, где многие века, по крайней мере, тысячу лет, всегда можно было плюнуть всем в рожу. Харкнуть в рожу и сказать «пошли вы все, я пошел».

И сейчас традиция харкать в рожу осталась. Потому что коммуникации и сценарии не обязательны. Ввиду этого Россия – безусловная страна свободы, причем существенно большей свободы, чем почти любая другая страна в мире. Но это большая свобода исключает коммуникацию.

А что такое свобода? Свобода – это и есть свобода от правил. Ты свободен выбирать любой сценарий. Несвобода – это предписанные сценарии. Предписанные сценарии у нас ассоциируются с тюрьмой или армией. Армия или тюрьма – это похожие в российской жизни вещи, были, во всяком случае. Это место, где ты не волен в выборе сценария, где они предписаны. По команде встаешь, по команде ешь, по команде опорожняешь кишечник – все по команде. Это все сценарии.

Вот когда меня спрашивают: предписанные сценарии чем отличаются от понятий? Понятия и традиции, с моей точки зрения, абсолютно необходимая часть общества. И мы должны понимать, например, что по правилам был распят Христос, а по понятиям он был царем Иудеи. По правилам Понтий Пилат его отправил на крест. Поэтому законы – иногда лживые законы. Законы иногда нужно преодолевать понятиями, понятия важнее, чем законы. Абсолютно точно. Если ты бежишь по тревоге армейской, топча ребенка, то ты это делаешь по закону, но не по понятиям. И законы, и понятия должны дополнять друг друга.

Другое дело, что понятия должны основываться на гуманизме. Если закон заставляет тебя растоптать ребенка, ты должен пренебречь законом. Понятия могут противоречить закону только в области большей гуманизации. Законы должны утверждаться потребностью общества. Но понятия должны давать исключения, причем не для начальства, а для немощного человека…

Давайте скажем следующее. Скученность людей, тесная жизнь не позволяют харкать в лицо и уезжать дальше – сначала в Рязань, потом на Дон, потом на Украину, последовательно в Сибирь, в Восточную Сибирь, на Дальний Восток, и на Аляску, и даже в Калифорнию, где был русский форт капитана Кускова, как вы помните. Скученная жизнь Москвы создает элемент, похожий на Средневековье в Европе. То есть мы сейчас оказались в средневековой Европе. Мы – дикие люди, не умеющие коммуницировать, не желающие коммуницировать, желающие харкать в лицо, желающие избивать друг друга бейсбольными битами, желающие стрелять друг в друга из травматов, желающие пырять друг друга ножами. Мы, дикие люди, оказались в скученном месте, наподобие того, как это происходило с людьми в средневековой Европе. Сегодняшняя Москва – до известной степени модель, схожая со средневековой Европой. И мы должны выработать механизмы взаимодействия – через поножовщину, через расстрел друг друга, через свинство, скотство. Через все это мы должны выработать постепенно способы коммуницировать, разговаривать.

Октябрь, 2014 год.

90-е годы были таким периодом, когда обществу сказали: самоорганизуйся, делай, как хочешь. Вас никто теперь больше ни за что не гоняет, хотите самогон варить – варите, хотите киоск – пожалуйста, хотите, из сумки торгуйте в Лужниках, нет вопросов. То есть делайте вообще почти все.

Свобода.

Что стало с этой свободой? Власть всюду взяли бандиты, в больших и маленьких городах, Подмосковье – везде бандиты. Их теснили силовики, но как-то они мирились с силовиками, сложная происходила притирка в конце 90-х. Это и есть следствие свободы в России.

Общество стало организовывать огромные заборы.

Свобода означала ненависть ко всему, что за забором. Дальше. Мы выезжаем на плохие дороги. Мы как общество могли сказать: можно построить хорошие дороги, давайте налоги платить, еще что-то. Мы как общество ответили: нет, мы купим «крузаки» и «гелики». Мы купили «гелики» и «крузаки». Я лично ездил на сотом «крузаке», потому что дорогие были плохие, и мой ответ был – я куплю «крузак». То есть у меня не было ответа гражданского. Гражданский ответ был бы: а почему дороги плохие, давайте соберемся, решим эту проблему. Скажите, пожалуйста, а можно ли собрать средства как-то всем миром? Давайте всем миром через телевидение себе построим дороги и купим себе Fiat Uno. Нет.