Одри Хепберн - Признания в любви. «Образ чистой красоты» (сборник)

– Тебе звонили по поводу моей чековой книжки?

– Дорогая, ничего страшного, просто, когда делаешь крупные покупки, предупреждай сначала меня…

Я даже дышать перестала от понимания реального положения дел. Ему звонили… Это могло означать только одно: деньги, что есть, вернее, были на счету, не мои, а его! Бой открыл мне кредит, и я тратила его деньги. ЕГО деньги!

Дальше была настоящая истерика, причины которой Кейпел никак не мог уяснить. Стараясь меня успокоить, он уверял, что переведет на мой счет столько, сколько понадобится, что у него достаточно средств не то что на лакированные ширмы, но и на весь лакированный Париж. Будет мало – заработает еще.

И тут меня прорвало:

– Я должна зарабатывать сама! Сама, понимаешь?!

– Зачем? Возись со своими моделями ради удовольствия.

И снова истерика:

– Я думала, ты принимаешь меня всерьез!

– Конечно, Габриэль. Я просто не хочу, чтобы ты слишком много времени тратила на работу.

– А я не хочу, чтобы меня кто-то содержал. Даже ты, пойми! Я не содержанка!

Ему пришлось успокаивать меня долго. Теперь я понимала, почему Бальсан противился моей самостоятельности в Париже, а Кейпел нет. Бой оказался хитрей. Этьен не мог позволить, чтобы я работала, а деньги я бы не брала. Кейпел тоже не желал этого, но он меня перехитрил, сделал вид, что зарабатываю сама.

Быть содержанкой и не догадываться об этом! Слезы снова полились ручьем.

Закончилось все обещанием:

– Я буду много работать и осторожно тратить.

– Со вторым согласен, с первым нет.

Но я не обращала внимания на возражения.

– Я все верну тебе, Бой, до франка верну.

Теперь возмутился он:

– С ума сошла?! Ты обижаешь меня.

– А ты меня. Я хочу быть самостоятельной и сама зарабатывать на жизнь. И тебе придется с этим желанием считаться!

Некоторое время Кейпел внимательно изучал мою физиономию, потом сокрушенно вздохнул:

– Упрямая, как осел.

Чтобы не рассмеяться сквозь непросохшие слезы, я попросила, предварительно звучно шмыгнув носом:

– Лучше посоветуй, как расширить мое дело.

– Поехали на курорт.

– Я спросила, как работать, а ты предлагаешь мне отдыхать.

– На курорте не все отдыхают, дорогая. Но отдыхающие с удовольствием тратят деньги. Тебе не кажется, что надо дать им эту возможность? К тому же в расслабленном состоянии эти деньги отдают легче.

Я даже ахнула:

– Бой, ты гениален!

Наверное, я сказала не так, но нечто похожее. Скорее всего, это было восклицание: «Черт, Бой, ты здорово соображаешь!» Кейпел поблагодарил за комплимент, но потребовал, чтобы ругательство исчезло из моего лексикона. Я поклялась. Только через много лет, когда я могла позволить себе говорить уже что угодно, оно снова вернулось, но никогда прилюдно и в адрес кого-то определенного.

Мы отправились в Довиль.

Сейчас существует много всяческих экономических школ, людей учат зарабатывать деньги, особенно это популярно в Америке, там делать деньги учат раньше, чем ходить или держать ложку в руках.

Моей школой был Довиль, а учителем Бой. Кейпелу я обязана всем, кроме своего характера. Упряма, как осел – это еще мягко сказано. Надо добавить: как самый упрямый осел. Я решила, что смогу зарабатывать сама, стану богатой и верну Кейпелу потраченные деньги, а еще у меня будет своя чековая книжка и большой счет в банке. Я уже знала, что это такое, и возможность его иметь очень нравилась. Но теперь меня не проведешь, я категорически отказывалась от денежной помощи Боя.

Публика в Довиле отчаянно скучала, старательно изображая веселье. Сначала я не понимала: неужели они никогда не скакали верхом, но не в дамском седле, а в мужском? Неужели не знают, что можно бегать, купаться, получать удовольствие от движения? Похоже, не знали.

Прогулки в автомобиле, когда главная забота не разглядывать окрестности, а удержать шляпу, чтобы ее не снесло ветром вместе с головой, медленное дефиле вдоль берега, укрывшись зонтиками от солнца, или прогулки под навесами вдоль магазинов…

Мужчины устраивали хоть какие-то соревнования, но дамы… дамы… Они являлись поглазеть на спортивные соревнования или даже простую игру в теннис разодетые, как на ристалищах XV века!

– Может, им предложить шляпки из соломки?

Бой кивнул:

– Предложи.

– Но где? Не торговать же шляпами прямо на пляже или вразнос на улице.

Кейпел долго думать не стал.

– Пойдем, я уже присмотрел.

На улице Гонто-Бирон, совсем рядом с шикарной «Нормандией» и казино, меня поджидало небольшое помещение, присмотренное Боем под магазинчик.

Я смотрела и не верила своим глазам. Это не квартирка Бальсана, на белых шторах, затеняющих окна от солнца, было черным по белому крупно написано: «Габриэль Шанель». Деньги у Кейпела, несмотря на все мои горячие заявления, взять пришлось. Он согласился:

– В долг. Или прими меня в дело.

Я не хотела принимать его в дело, я хотела сама. Но рисковала просто не справиться, в мастерской работали всего две девчушки, явно не имевшие понятия о ровных стежках. Пришлось спешно вызывать Адриенну и Антуанетту.

Хорошо помню, как остолбенели обе, увидев «Шанель» на шторе бутика.

– У тебя свой магазин?

– Почему шепотом? Не совсем у меня и не совсем свой, но владелица я.

Закипела работа.

Но просто ждать, когда в магазин, пусть и так удачно расположенный, толпами повалят клиентки, было невыносимо. К тому же я решила, что помимо шляп пора заниматься одеждой.

Красоту Адриенны следовало как-то использовать, да и Антуанетта была хорошенькой. В результате сестрички, как нас стали называть все, принялись прогуливаться по набережной или главной улице в моих шляпках, демонстративно заходя после этого в бутик.

Знаете, когда на улице жарко, а вы одеты в тесный корсет, множество всякой всячины и огромную шляпу, водруженную на подложку из волос, пот течет не только между лопатками, но и по лицу. Его приходится осторожно отирать, чтобы не лился в глаза. Вот когда дамы позавидовали нашим простым шляпкам безо всяких натюрмортов и чучел пернатых, без пыли и дополнительных шиньонов, шляпкам, которые можно быстро надеть и снять. Конечно, не как мужчины, которые могли запросто приподнять свои головные уборы и водрузить обратно, но хотя бы обойтись без специальной подставки со ступеньками, на которую с риском упасть и свернуть шею влезала несчастная горничная или куаферша, чтобы устроить и укрепить на волосах замученной дамы сооружение, по какому-то недоразумению именуемое шляпкой.

Зависть привела к подражанию, с каждым днем все больше дам расхаживали по Довилю «в полном безобразии», как выразился мой главный конкурент в те времена – знаменитый парижский кутюрье Поль Пуаре. Пуаре диктовал дамскую моду уже больше десятилетия, он знал, как сделать, чтобы женщина выглядела томной, хрупкой, требующей поддержки во всем, даже при ходьбе.