Андрей Шарый - Дунай: река империй

Дунай у Татляна теоретически способен расколдовать царство погруженных в вечное забытье городов и “разорвать тишину ” , но такого преображения – до самых финальных аккордов – все-таки не происходит. Певец, кстати, отказывает дунайским водам в праве быть голубыми.

Перед поэтом-песенником Евгением Долматовским, включившим сочинение Ивановича в репертуар Леонида Утёсова, коммунистическая идеология поставила совершенно конкретную задачу: превратить лирический вальс в военную балладу, что и было сделано. На берегах Дуная Утёсов увидел “отважных советских ребят, / Славных друзей и хороших солдат”:

Долматовский осмысливает Дунай как исконно русскую реку, ставит через запятую с Волгой, при этом Дунай еще и остается перед русскими в долгу, поскольку “в жарких боях, защитив этот край, / Мы свободу твою отстояли, Дунай!”. Эта версия вальса для пения отпускает реке только один банальный эпитет (“Дунай голубой”), ведь Долматовский в послевоенном 1950 году писал вовсе не о реке, а о советской мощи. Смыслы смещаются: свободу парадоксальным образом символизирует не речной поток, а храбрый солдат. В целом создается впечатление, что, когда русско-советское ухо слушает мелодию Ивановича, русско-советский поэтический ум производит в основном депрессивные строфы. Дунай не дарит надежду, но внушает тревогу; у этой реки страдания непременно сдавленное горло и обязательно стонущая душа. Строчки из Карола Скроба: “Ты зацелуешь меня от любви, / Смерть, меня не зови!” – в советском контексте неуместны.

…Когда капельмейстер Иванович, насвистывая мелодию, которая, как выяснилось, дала ему пропуск в музыкальное бессмертие, глядел через Дунай, его взору открывалась довольно унылая картина: противоположный, правый берег – однообразная болотистая равнина, поросшая низкими деревьями и кустарником. В конце XIX века Галац соседствовал с Российской империей; 6-й пехотный полк как раз и прикрывал недалекую бессарабскую границу. Теперь память о сочинителе популярного вальса хранит грязноватый муниципальный пляж, обустроенный неподалеку от впадения в Дунай реки Сирет. Пляж называется “Дунайские волны”.

Правнук Иона Ивановича стал маститым российским классическим пианистом. Андрей Иванович преподает на кафедре специального фортепиано Петербургской консерватории и активно гастролирует. Но вальсов не сочиняет.

Если я сосчитал верно, то на берегах Дуная расположены двадцать городов с населением более пятидесяти тысяч человек. Это три полуторамиллионных мегаполиса – Будапешт, Белград, Вена; пять крупных по европейским меркам (под двести – за триста тысяч жителей) городов – Братислава, Галац, Нови-Сад, Брэила, Линц; еще пять “застотысячников”. Во всех этих городах я побывал. Возглавляет список столица Венгрии с населением 1 740 000 человек, замыкает Пассау в Германии (50 500). Из сотен небольших и малых придунайских поселений особняком стоит на речном берегу село Джурджулешты. Это самый южный населенный пункт Молдавии (три тысячи человек). Джурджулешты контролируют всю дунайскую линию республики (четыреста метров берега), в 1999 году полученную от Украины в обмен на участок автошоссе в районе села Паланка (самый восточный населенный пункт Молдавии).

Строго географически говоря, Джурджулешты расположены на реке Прут совсем неподалеку от ее слияния с Дунаем, но сам факт существования этого села теперь имеет и важное геополитическое значение. Дунайских государств после территориального размена стало не девять, а десять. Во всех междунайских организациях, на всех региональных встречах молдавский триколор полощется в равном ряду с флагами Германии, Венгрии, Австрии. В своем новом стратегическом статусе скромное село развивается опережающими темпами: в Джурджулештах в кратчайшие сроки построили нефтеналивную базу, а также пассажирский и сухогрузный терминалы с громким названием “Международный свободный порт”. Теперь каждый понедельник лайнер “Принцесса Елена” отправляется отсюда в “увлекательную и неповторимую морскую прогулку” Джурджулешты – Стамбул – Джурджулешты. Этот чудесный круиз предлагает отправившимся в путешествие счастливчикам не только “завтрак, обед и ужин во время движения”, но еще и “трапезу в первоклассном ресторане в Стамбуле с просмотром шоу, включающего танец живота”. Могли ли жители села Джурджулешты прежде даже мечтать о подобном?

ДУНАЙСКИЕ ИСТОРИИ

КАК СОВЕТСКИЙ КОМПОЗИТОР ПЛЕЛ ВЕНОК

К середине 1950-х годов пафос военной победы в советском песенном творчестве начал сменяться лиризмом мирной жизни. Идеологические установки смягчились: поэты и композиторы осваивали тему братской дружбы народов Восточного блока, не обязательно связанную только с опытом освобождения от нацизма. Появилась серия песен, посвященных союзным Польше, Чехословакии, Румынии, Югославии, Болгарии. Для таких песен, как “В любимом Бухаресте”, “Варна” (“Мне хорошо на зеленой болгарской земле…”), “Живи, моя Прага!”, “Привет Бухаресту!”, “Пани Варшава, товарищ Варшава”, “Песня о Белграде” (“Тут Сава с Дунаем встречаются, / Тут песни, как реки, сливаются / И наших народов сердца…”), требовался задушевный мужской вокал; равных Владимиру Трошину и особенно Марку Бернесу среди советских исполнителей не было. В 1962 году Евгений Долматовский вновь обратился к уже раз освоенной им дунайской теме. Вместе с композитором Оскаром Фельцманом он написал песню “Венок Дуная”, подведя своего рода итог творческим поискам на тему социалистического братства.

Концепция песни соответствовала политическому моменту: капиталистические западные немцы и австрийцы с дунайских верховий розы в волну не опускали; Молдавия рифмы ради получила латинизированное название; и Россия, не имевшая выхода к Дунаю, но без которой не обошлось, сохранила право “тоже бросить” скромный цветок. Песню с очаровательным акцентом исполняла затянутая в рюмочку польская француженка Эдита Пьеха, в мужском варианте – голосистый азербайджанец Муслим Магомаев. В 1968 году СССР оккупировал Чехословакию. Оттепель – и алые маки – закончилась.