Андрей Шарый - Дунай: река империй

Как Дунай.

Адам Вейсгаупт.

Вербовку сторонников Вейсгаупт поначалу прицельно вел среди ингольштадтской профессуры, а затем, для ускорения дела и расширения диапазона поиска новых братьев, вступил в масонскую ложу в Мюнхене. Общество озаренных – в лучшую пору – насчитывало в своих тайных рядах до двух тысяч членов, все сплошь дворяне, в их числе даже пара-тройка членов немецких княжеских семей, а также поэт Иоганн Вольфганг Гёте. Предполагалось, что иллюминаты, поднимаясь по общественной лестнице, в конце концов попадут в разные правительства и смогут изнутри влиять на их деятельность – в сторону просвещения и общественной эмансипации. Учение illuminati основано на мистицизме и оккультных практиках, но баварские власти в 1784 году запретили орден Вейсгаупта не поэтому. Курфюрсту Карлу Теодору не могло понравиться, что выдвинутая “просвещенными” цель – облагородить человечество путем “строительства нового Иерусалима” – на практике выражалась в намерении заменить монархическое правление республиканским, заодно упразднив частную собственность и наследственные права. Участие в ордене объявили преступлением, и Спартак-Вейсгаупт вынужден был бежать из Баварии в Тюрингию, где до конца жизни сочинял апологии иллюминатов под покровительством герцога Августа Саксен-Гота-Альтенбургского.

Почему-то этот баварский иллюминат не давал мне покоя. Кудрявый и лысоватый, с хищноватыми чертами умного лица, в треуголке и в черном плаще, Адам-Spartacus, как мне казалось, должен был иметь какую-то связь с потаенными смыслами реки, на берегах которой он заложил свой секретный орден. В Ингольштадте я оказался как раз в мае; местные иллюминаты могли бы (если бы пронесли через время свет озарения) в эту пору праздновать под цветущими вишнями очередную годовщину своей организации. Городок выглядит по-баварски сытым и опрятным, тщательно лелеет старую крепость, в застенках которой в годы Первой мировой войны, напомню, томились будущий французский президент и будущий советский маршал Михаил Тухачевский. Университет, в котором преподавал Вейсгаупт, уже два с лишним века как по финансовым причинам переехал в Мюнхен. Но после Вейсгаупта в ингольштадтском вузе успел поработать и знаменитый литературный персонаж, естествоиспытатель Виктор Франкенштейн из романа Мэри Шелли. Доктор Франкенштейн, “выслеживавший природу в самых сокровенных ее тайниках”, пытался преобразовать мертвое тело в совершенного человека, но гальванизировал не чудесного Современного Прометея, а уродливого монстра. Получается, что на дунайских берегах существовавший в реальности исследователь вознамерился создать идеальное общество, а другой, выдуманный ученый вознамерился произвести идеального Homo sapiens. Оба потерпели поражение. Говоря выспренним языком Мэри Шелли, “дух добра сделал все возможное, но тщетно. Рок был слишком могуществен, и его непреложные законы несли ужасную гибель”.

Может быть, вот он, этот смысл: река как судьба? Течение реки предопределено, оно сильнее человека. Скажем, повернуть Дунай обратно, чтобы он переливался с востока на запад, было бы неподвластно даже воле коммунистического генерального секретаря, даже научно-инженерным умам советского Министерства мелиорации и водного хозяйства. Трассу реки можно подкорректировать, но Дунай невозможно остановить, его нельзя уничтожить. Река в этом смысле – высшая сила, которая только и мыслится в образе божества. Сознание человека подобно пучине (“Всякий отчетливый образ, рождаемый разумом, погружен в свободно обтекающую его струю”, – писал в “Принципах психологии” Уильям Джеймс), но этот “поток сознания” – еще и метафора очевидного нам в прологе пьесы эпилога: робкое начало, бодрое продолжение, мощная зрелость, неминуемость океана.

ДЕТИ ДУНАЯ

ВИТ ЕДЛИЧКА

виртуальный шутник

13 апреля 2015 года чешский гражданский активист Вит Едличка объявил о возникновении на Дунае виртуального микрогосударства, независимой республики Liberland. В этих местах – на стыке областей Бачка и Баранья, чуть выше впадения в Дунай Дравы – изменяющееся речное русло на нескольких участках “сдвигает” границу Сербии и Хорватии то на восток, то на запад. Это обстоятельство позволило Едличке провозгласить terra nullius (“ничьей землей”) территории общей площадью в семь квадратных километров и предъявить на них свои претензии. Либерланд – заливные леса и островок Сига, красивые и дикие места, на которых не ведется хозяйственная деятельность. На территории новой страны стоит только одно заброшенное здание; перемещение затруднено рельефом местности и отсутствием асфальтированных дорог. Президент новой республики Едличка родился в 1983 году в городе Градец Кралове, окончил пражскую Высшую школу экономики, после чего увлекся общественной деятельностью. Он – активист непарламентской партии Свободных граждан, основатель Интернет-проекта Reformy.cz, с помощью которого продвигает либертарианские проекты, суть которых сводится к ограничению влияния государства на жизнь граждан. Сообщения о дунайской инициативе Едлички попали в международную прессу, и, как случается в подобных ситуациях, были восприняты с симпатией. Впрочем, не всеми. Министерство иностранных дел Хорватии поначалу охарактеризовало возникновение Либерланда как “виртуальную шутку”, однако когда Едличка отправился в свои новые владения, его задержал полицейский патруль. Едличка провел ночь в камере и был оштрафован за нарушение правил пересечения границ ЕС. На сайте виртуальной республики ее президент активно занимается разработкой законодательства; любой желающий может стать гражданином Либерланда. Вообще практика провозглашения микрогосударств распространена довольно широко – в мире их насчитывается два-три десятка, от Скандинавии до Полинезии и Антарктиды. История микрогосударства Ахзивленд (территория Израиля) насчитывает больше шести десятилетий, а княжество Силенд (морская платформа у побережья Англии), наладившее выпуск своих почтовых марок и чеканку своей монеты, периодически вступает в правовые конфликты с британскими властями. У Либерланда, первого микрогосударства бассейна Дуная, подобные достижения впереди.

Примерно о том же почти ровно два столетия назад в стихе “На тленность” сказал Гавриил Державин – написал начерно всего восемь строк на аспидной доске, которую тогда, в силу отсутствия компьютеров, использовали для набросков. Написал и всего через три дня умер.