Питер Гелдерлоос АНАРХИЯ РАБОТАЕТ

Эти лагеря мира имеют некоторые общие черты с общиной толстовцев «Жизнь и Труд» — сельскохозяйственной коммуной, созданной под Москвой в 1921 году последователями пацифистских и анархистских идей Льва Толстого. Ее члены (около тысячи человек в ее лучшие времена) были не в ладах с советским правительством, так как отказывались служить в армии. Из-за этого в 1930 году власти, в конце концов, общину закрыли, но на протяжении ее существования коммунары создали большую самоорганизованную коммуну, существовавшую в гармонии и сопротивлении.

Движение католических рабочих зародилось в Штатах в 1933 году в ответ на Великую депрессию, но сегодня большинство из 185 общин движения в Северной Америке и Европе сфокусировано на противодействии милитаризму правительства и создании основы мирного общества. Неразрывно с их противостоянием войне идет и их преданность социальной справедливости, что доказывают бесплатные столовые для нуждающихся, приюты и прочие услуги для помощи бедным — неотъемлемая часть любого дома католиков-рабочих. Несмотря на то, что они христиане, они критикуют церковную иерархию и проповедуют терпимость ко всем религиям. Они также антикапиталисты, проповедующие добровольную бедноту и «распределительный коммунитаризм; самодостаточность через фермерство, занятие ремеслами и экологичные технологии; радикально новое общество, в котором люди будут рассчитывать на плоды своего тяжелого труда; чувство общности и справедливости при разрешении конфликтов» [13] «The Aims and Means of the Catholic Worker», The Catholic Worker, May 2008. . Некоторые участники католического рабочего движения даже называют себя Христианскими Анархистами. Коммуны католиков-рабочих, которые действуют как общины или центры помощи бедным, обычно служат базой для протестов и прямого действия против военных. Участники католического рабочего движения входят на военные базы для саботирования вооружения, затем ждут там полицию и намеренно отправляются в тюрьму в продолжение своего протеста. Некоторые из их коммун предоставляют убежище жертвам войны, таким как выжившие после пыток, бежавшие от результатов американского империализма в другие страны.

Насколько мирным будет созданное нами общество, если мы сможем преодолеть воинственность государств и воспитать новые ценности в нашей культуре? Семаи, фермеры из Малайи (западной части Малайзии), характеризуются одним показателем: у них на 100 000 человек приходится 0,56 убийств в год; сравните с Норвегией (0,86), США (6,26) и Россией (20,20) [14] Graham Kemp, Douglas P. Fry (eds.), Keeping the Peace: Conflict Resolution and Peaceful Societies around the World, New York: Routledge, 2004. Показатель уровня убийств семаи на стр. 191, остальные показатели — стр. 149. Низкий уровень убийств в Норвегии также показывает, что и индустриальные общества могут быть мирными. Стоит также отметить, что в Норвегии разрыв между богатыми и бедными один из самых низких, а также низок уровень доверия полиции и тюрьмам. Большинство гражданских дел в Норвегии решается через посредничество (стр. 163). . Это может быть связано с их методом воспитания детей: традиционно семаи не бьют своих детей и проявляют уважение к независимости детей. Это нормальные ценности в их обществе. Одним из немногих случаев, когда взрослые могут вмешаться, является драка или ссора. В этом случае взрослые, оказавшиеся поблизости, разнимают детей и отводят их по домам. Главной силой, поддерживающей миролюбие семаи, является упор на обучение самоконтролю и огромная роль общественного мнения в обществе, которое нацелено на сотрудничество.

По словам Роберта Дентана, западного антрополога, который некоторое время жил с ними, «насилие почти не присутствует в обществе семаи. Насилие, в действительности, похоже, пугает семаи. Семаи отвечают на силу не силой, а пассивностью и отступлением. Тем не менее, у них нет никакого институционализированного пути предотвращения насилия — нет социального контроля, полиции или судов. Каким-то образом семаи учатся держать в узде агрессивные импульсы» [15] Robert K. Dentan, The Semai: A Nonviolent People of Malaya. New York: Holt, Rinehart and Winston, 1979, p. 59. . Впервые они участвовали в войне, когда британцы рекрутировали их на борьбу с коммунистическим восстанием в начале 1950-х гг. Очевидно, что воинственность не неизбежна и определенно не является человеческой потребностью — скорее, это последствие политических, социальных и экономических устройств, и эти устройства мы сможем формировать сами.

В наши дни сложно найти идеологическое обоснование необходимости государства. Множество исследований доказывают, что многие человеческие сообщества были строго эгалитарными. И даже при капитализме многие люди продолжают создавать эгалитарные сети и сообщества. Чтобы согласовать этот факт и мнение, что эволюция представляет собой жесткую конкуренцию, некоторые ученые постулировали «эгалитарный синдром», создав теорию, что люди менялись так, чтобы жить в сплоченных однородных группах, в которых передача генов участников гарантировала не выживание индивида, а выживание группы.

В соответствии с этой теорией, кооперация и эгалитаризм преобладали в этих группах, потому что у всех был генетический интерес в том, чтобы группа выжила. Генетическое соревнование возникло между группами, и группы, лучше заботящиеся о своих членах, были теми, кто передавал свои гены. Прямое генетическое соревнование между индивидуумами уступило конкуренции между различными группами, использующими различные социальные стратегии, и люди, таким образом, развили целую массу социальных навыков для лучшего взаимодействия. Это сможет объяснить, почему на протяжении большей части существования человечества мы жили в сообществах со слабой иерархией или вообще без нее до тех пор, пока новые технологии не позволили некоторым сообществам расслоиться и начать доминировать над соседями.

Нельзя сказать, что доминирование и власть неестественны, а технологии были запретным плодом, испортившим невинное человечество. На самом деле, некоторые сообщества охотников и собирателей были настолько патриархальными, что использовали групповое изнасилование как форму наказания женщин, а некоторые сообщества с сельским хозяйством и металлическими орудиями были яростно эгалитарными. Некоторые люди с северо-западного побережья Тихого океана Северной Америки представляли собой оседлые группы охотников и собирателей и имели сильно расслоенное общество с классом рабов. И на другом конце технологического спектра кочевые охотники и собиратели из Австралии были под властью старейшин-мужчин. Старики могли иметь много жен, хотя у молодых не было жен вообще, а женщин, по сути, расценивали как социальную собственность [16] Dmitri M. Bondarenko и Andrey V. Korotayev, Civilizational Models of Politogenesis, Moscow: Russian Academy of Sciences, 2000 (На русском языке см. Коротаев А.В., Бондаренко Д.М. Полигиния и демократия: кросс-культурное исследование // Алгебра родства / Сост. и отв. ред. В.А. Попов; РАН. МАЭ им. Петра Великого (Кунсткамера). — СПб.: МАЭ РАН, 2001. — Вып. 7. — прим. пер .) .