Николай Мельников - Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников

Альфред Кейзин

Глеб Струве – Владимиру Маркову, 29 апреля 1969

<���…> Но мне вообще почти никогда не нравятся переводы стихов – особенно тех, которые я знаю и люблю. Переводы стихов стихом же почти никогда не удаются, почти всегда это не только не то, но и далеко не то. До этого пункта я иду с Набоковым (теперешним), но это не значит, что я одобряю то, как он перевел «Онегина» (а вот его перевод «Моцарта и Сальери», совместно с его теперешним врагом, Эдмондом Вильсоном, был хорош, как и некоторые другие, сделанные тогда же). <���…>

Эдмунд Уилсон – Роману Гринбергу, 9 мая 1969

<���…> Видали Володю Набокова на обложке «Ньюсуик»? Он напоминает статиста, нанятого, чтобы позировать в роли Володи – Владимира Набокова <���…>.

Глеб Струве – Владимиру Маркову, 22 мая 1969

<���…> О набоковской «Аде» высказаться окончательно не могу. Это – книга, которую надо, чтобы до конца разобраться в ней, прочесть больше одного раза. Разобраться – во всех выкрутасах. Стоит ли разбираться, другое дело. Гениально? Нет, не сказал бы, хотя в романе есть очень «глубокий» трактат о природе времени – якобы новая, гениальная теория, опрокидывающая и Бергсона, и Эйнштейна, и всех их предшественников. Но это тоже – «выкрутасы». Чисто словесные выкрутасы, которых больше, чем когда-либо, должны были бы Вам понравиться. Я пришел к заключению, что книга сумасшедшая , а после того прочел в «Time», что Набоков сам определил себя как «the most lucid mad mind». Это верно – у него сочетание «lucidity» и «madness» 65. (Между прочим, «Time» не называет книгу гениальной и не считает ее лучшим набоковским произведением. Думаю, что этот отзыв написал Appel и что он предпочитает «Лолиту». А мне «Ада» нравится больше: она и поэтичнее и фантастичнее. Читать ее трудно, но не так скучно, как вторую часть «Лолиты». «Непристойности» в ней, пожалуй, больше, но она другого рода (подробности, намеки; я не говорю о самой теме кровосмесительной любви – это скорее из области набоковской «игры»). <���…>

Эдмунд Уилсон – Глену Моррису, 16 августа 1969

<���…> Когда я лежал в больнице, прочел около ста пятидесяти страниц «Ады», но она мне не понравилась. Думаю, в конце концов я ее одолею. <���…>

Из дневника Джона Фаулза, 3–11 октября 1969

<���…> Набоков, «Ада». Он безнравственный старик, грязный старик; роман по большей части мастурбация; доставляющие физическое наслаждение мечтания старого человека о юных девушках; все окутано осенней дымкой в духе Ватто; очень красиво, он вызывает из области воспоминаний сцены, мгновения, настроения, давно минувшие часы почти так же искусно, как Пруст. Его слабая сторона – та, где он ближе к Джойсу, хотя, мне кажется, она нужна ему больше, чем большинству писателей. Я хочу сказать, что сентиментальные, слабые места как-то очень гладко, легко переходят у него в замечательные прустовские сцены. Думаю, неорганизованность огромной эрудиции, проистекающая от усиленного чтения и странных увлечений, никогда не даст ему подняться на вершину Парнаса; но и без того есть нечто неприятное в отбрасываемой им тени – нарциссизм, онанистическое обожание его, Набокова. Почти как у Жене, но без искренности того. <���…>

Дочитал «Аду». Она мне очень понравилась: роман для романистов, точно так же как некоторые вещи Баха считаются музыкой для музыкантов. Только писатель (если быть точным – писатель, напоминающий, подобно мне, таинственный сад) способен уразуметь, о чем книга. Думаю, я понимаю Набокова лучше, чем другие его читатели – конечно же, не в том смысле, что я лучше всех разбираюсь в его перекрестных ссылках и реминисценциях, а так, как понимаю Клэра, Гарди. Мы с ним родственные души.

Мне особенно понравилось набоковское понимание времени как свойства памяти, а не пространства: чем бы ни являлось настоящее, оно живет в сознании; таким образом, то, что мы помним, может быть ближе нам того, что непосредственно воспринимается чувствами. <���…>

Джон Фаулз

Из дневника Марка Шефтеля, 9 декабря 1969

В еженедельнике «Wiadomo ści» М.К. Павликовский дал Набокову титул «величайшего из ныне живущих писателей». Как много писателей в разных странах, чье величие либо скрыто, либо не может быть оценено по достоинству из-за отсутствия перспективы. Нет сомнений в том, что Набоков добился большого коммерческого успеха со времени выхода «Лолиты». Между прочим, до этой публикации был ли М. Павликовский о нем того же мнения, что и сейчас? Было бы интересно узнать. Также несомненно, что Набоков – удивительный литературный виртуоз, который выполняет изумительные словесные пируэты и блестяще обводит читателей вокруг пальца. Боюсь, однако, что это не более чем восхитительное цирковое представление. Является ли цирк высшей формой театрального искусства? Менее разнообразная, но зато более волнующая драма, по крайней мере на один уровень выше цирка. Набоков способен проделывать удивительные вещи со словами и образами, но часто задаешься вопросом, есть ли во всем этом внутренняя необходимость? Чувствуешь, что за всем этим блеском маловато серьезности, и можно легко догадаться, что вряд ли для Набокова писательство было такой же мукой, как для Флобера или Толстого. Высочайшего таланта виртуоз, но романист, романам которого недостает силы и композиционной собранности. Безусловно, художник, но меньше, чем виртуоз. Вот почему, читая Набокова, не можешь забыться. В его историях нельзя, как у Толстого, увидеть реальность, большую, нежели наша повседневность. Ими можно восхищаться и наслаждаться, но увлечься ими трудно. По крайней мере, так я ощущаю и его русские, и гораздо более затейливые английские романы. Ни любви, ни сострадания, ни отождествления с тем, что изображается! Тогда почему «величайший»? Талантливый, эгоцентричный, игривый клоун, дурачащийся перед зеркалом. Лелеющий свои слова, словно это драгоценные ювелирные украшения (часто это и впрямь так!), и восхищающий ценителей слов ради слов – не силой их выражения, а изящным расточительством. Простите, но я предпочитаю Казандзакиса. Поставил бы Павликовский Казандзакиса выше Набокова, если бы Казандзакис был еще жив?… Что касается Набокова, я прочитал и перечитал «Лолиту». Я прочитал его русские романы, и некоторые мне нравятся (в частности, я очень люблю «Защиту Лужина»). Но я не нахожу в них истинного величия, волнующей силы, литературной магии… крови из сердца соловья, которая сделала розу столь прекрасной в восхитительной сказке Уайльда «Соловей и роза». Это не про творчество Набокова, головное искусство, которое не способно тронуть чье-либо сердце… Хотя есть исключения. Одно из них – финальный эпизод «Лолиты»: он трогает до глубины души. Но это именно исключение. Все остальное – лишь игра слов. Так я чувствую. Вероятно, я ошибаюсь, а может быть, ошибаются М. Павликовский, Нина Берберова, Мэри Маккарти и другие, кто возносит Набокова на вершину славы… Набоков не считает Стендаля писателем! Ставит ли М. Павликовский Набокова выше Стендаля? Выше Бальзака? Выше Пруста? Для Набокова двое последних также не великие писатели. Такое непомерное высокомерие не служит доказательством гениальности, в отличие от скромности.