Олег Будницкий - Русско-еврейский Берлин (1920—1941)

Разновидностью юридической помощи было и приискание мигрантам жилья: по закону работодатель должен был обеспечить жильем своих работников, что еще более затрудняло трудоустройство мигрантов 291. Для решения этой проблемы Бюро создало специальную сеть размена квартир и прочих помещений. Для мигрантов, не способных платить за съем жилья, Бюро организовало приют 292, а в 1920 году совместно с Союзом восточных евреев получило в свое распоряжение бывший «берлинский приют» – целый городок, позволявший вместить несколько сот бездомных и предоставить им проживание, питание, врачебную помощь и обучение 293. Мигрантам позволялось находиться в городке до тех пор, пока они не найдут себе постоянное жилье или не покинут Германию.

Стимулирование дальнейшей эмиграции было одной из важных целей Бюро. При помощи Благотворительного союза немецких евреев Бюро ходатайствовало о получении мигрантами разрешений на въезд, виз, приобретало им билеты и выдавало субсидии, позволявшие покрыть дорожные расходы 294.

Более того, Бюро иногда удавалось влиять на юридическую практику в Германии, лоббируя принятие законов, благоприятствующих еврейским мигрантам, в частности Указа о восточноевропейских евреях, речь о котором шла в предыдущей главе 295.

Еще одной функцией Бюро было составление статистики еврейской миграции: именно к данным Бюро попечительства о рабочих обращались чиновники Министерства внутренних дел в ходе дебатов об иммиграции восточноевропейских евреев 296.

Такое значительное влияние Бюро позволила приобрести поддержка некоторых видных деятелей еврейской общины Германии: Пауля Натана, Фрица Мордхе Кауфмана, Бернарда Кана, который впоследствии стал представителем Джойнта и помог добиться финансирования деятельности Бюро 297.

Бюро попечительства о рабочих представляет собой первую крупную организацию, созданную для помощи восточноевропейским евреям, оказавшимся в ходе войны на территории Германии. Оно же являлось и первой еврейской благотворительной организацией, помогающей остъюден, официальной идеологией которой не был сионизм.

В 1920 году Бюро получает название Arbeiterfürsorgeamt der jüdischen Organisationen Deutschlands – Бюро попечительства о рабочих еврейских организаций Германии, и его зонтичная структура получает юридическое оформление. Принимается решение, что в состав Бюро будут входить 12 еврейских организаций, представляющих собой довольно широкий спектр движений, дружественных остъюден, – от сионизма до бундизма: Главная ложа Бней-Брит, Благотворительный союз немецких евреев, Еврейская община Берлина, Еврейская биржа труда, Восточный комитет, Центральное бюро помощи еврейским бродягам и нищим, Центральный союз немецких граждан иудейского вероисповедания, Сионистское объединение Германии, Бунд, Ѓа-поэль ѓа-цаир 298, Социал-демократическая рабочая организация и Союз восточных евреев 299.

Бюро продолжало свою деятельность вплоть до середины 1930-х годов и за это время успело поддержать несколько десятков тысяч евреев: помощь заключалась в защите их от высылки, снабжении документами, предоставлении жилья, часто помощи при трансмиграции (наряду с Палестиной направлениями миграции были страны Западной Европы и США) и репатриации. Однако основной путь решения «восточноевропейской проблемы» Бюро видело в трудоустройстве мигрантов. В частности, в 1922 году Бюро была опубликована цифра в 40 тысяч рабочих мест, предоставленных восточноевропейским евреям 300.

Организации, входящие в состав Бюро, не всегда проводили благотворительные акции под его эгидой. Иногда они действовали изолированно: так, например, в 1922 году Благотворительный союз немецких евреев взял на себя заботу о группе еврейских детей с Украины, оставшихся сиротами после погромов. Дети были распределены по детским домам Германии, получили материальную поддержку и профессиональное образование 301.

Состав еврейской эмиграции был неоднороден, к «восточным евреям» формально относились и галицийские ремесленники или мелкие торговцы, и петербургские юристы или литераторы, которые едва ли сумели бы найти общий – в буквальном смысле слова – язык со своими сородичами. Стереотип остъюден, закрепившийся в сознании немецкого (да и не только немецкого) обывателя, – бывший житель местечка, ведущий традиционный образ жизни и говорящий на идише. Русские евреи стремились подчеркнуть свое отличие от местечковых евреев: русский еврей – обитатель крупного города, носитель русского языка и русской культуры, принадлежащий к русской интеллигенции. Во всяком случае, к созданию именно такого образа стремились деятели Союза русских евреев, важнейшей организации самопомощи, созданной русско-еврейскими эмигрантами в Германии. Подобный стереотип, отчасти верный (но лишь отчасти!), утвердился и в исследовательской литературе 302. В реальности, однако, большинство бенефециантов того же Союза русских евреев вовсе не относилось к интеллектуальной элите, о чем подробнее пойдет речь в следующей главе.

Русские евреи, дистанцируясь в определенной степени от своих менее европеизированных единоверцев, в то же время отнюдь не отказывались от этих бедных – в прямом смысле слова – родственников. Более того, они восхищались их естественностью и приверженностью традициям. Суждения русских евреев об остъюден напоминали суждения немецких евреев, не случайно в их текстах можно уловить знакомые интонации. Так, тема родства с восточноевропейскими евреями и благотворного влияния остъюден на евреев западных была центральной в статье Е. Рабиновича с характерным названием «Ex oriente lux!» («Свет с востока!»), посвященной «германским настроениям» и опубликованной в парижском журнале «Еврейская трибуна». Анализируя роман «Тоѓу ва-воѓу», созданный немецким сионистом С. Гронеманом, Рабинович замечал:

то, что придает этому роману глубокий интерес – это попытка художественного воспроизведения того глубокого идейного содержания, которое приносят «культурному» германскому еврейству «дикие» евреи из Литвы, Польши, Украины, – короче говоря – русские евреи . Если немецкое еврейство еще существует вообще как таковое – как говорит автор, – то только потому, что время от времени в него вливается живительная волна с востока. Ибо в обоих своих ликах – ассимиляторском и ортодокском – немецкое еврейство одинаково перестало быть чем-то настоящим: одни разучились быть евреями, другие не научились быть немцами. Одно из двух: или карикатурная «германизация» с вечным стыдом своего еврейского происхождения и объективной и субъективной невозможностью забыть его – или сохранение внешнего обряда, не только без внутренней религии, но и без сознания того символического значения, которое живет в самом обряде даже тогда, когда непосредственная вера уже давно исчезла 303.