Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Совсем не помню радости, помню несколько тяжело-унылых, а порой и страшных видений-предчувствий. Вероятно, я болел. Помню себя в бредовом состоянии: лежу на спине, смотрю в потолок, а потолок делится на квадраты, они растут и давят меня.

С семьей и друзьями (до войны)

Семья наша, по теперешним меркам, была довольно большая. Отец мой – Тимофеев Георгий Дмитриевич и мама – Екатерина Ивановна. Нас,

детей, у них было четверо. Мне, самому маленькому, в начале войны было четыре года, брат Жора был старше меня на девять лет, сестры Нина и Зоя, соответственно, на 13 и 15 лет старше. Бабушка и дедушка жили в старом прадедовом доме у речки, там же, своими семьями – отцовы братья дядя Петя и дядя Вася. Мамины родные – Минины жили на Пороховых. У отца были еще два брата – дядя Саша (на Пороховых) и дядя Миша – в Москве, сестра Мария жила в Яблоновке.

Отца в армию не призвали, он был 1898 года рождения и работал слесарем-механиком по ремонту автодвигателей на военном объекте – Охтинском химкомбинате, бывшем Пороховом заводе.

Деревня Жерновка, скорее не деревня, а рабочий поселок, стояла недалеко от трамвайной линии, что шла от Большой Охты до станции Ржевка. Вероятно, в блокаду нам было полегче, чем городским жителям, в огороде росли кусты черной смородины, немного картошки и капусты.

Через два месяца после начала войны немецкие войска были уже под Ленинградом. 30 августа они захватили Мгу и железнодорожная связь со страной прервалась, а захватив Ивановское, перерезали последнюю шоссейную дорогу. Город был отрезан от всех электростанций.

Отец собрал и засолил капусту. Черные листья засолил в отдельную кадку – это хряпа. Как на первое время выручила нас эта капуста! Было немного и картошки. Картошку ели понемногу, оставляя глазки на семена.

Восьмого сентября, после падения Шлиссельбурга, Ленинград оказался в блокаде. В этот же день горели Бадаевские склады. Огромный столб черно-зеленого дыма был виден издалека. Сгорели три тысячи тонн муки, две с половиной тысячи тонн сахара и много чего еще. Отец собрал и засолил капусту. Черные листья засолил в отдельную кадку – это хряпа. Как первое время выручила нас эта капуста! Было немного и картошки. Картошку ели понемногу, оставляя глазки на семена.

9 ноября, в воскресенье, мне исполнилось пять лет. Подруга мамы, украинка Валентина Михайловна, жена китайца Ван Су-Лина, принесла мне в подарок кусок хлеба. Я разделил его на шесть равных частей – на всю семью. Об этом долго еще и после войны вспоминали мои сестры. Привычка делить все поровну осталась, вероятно, на всю жизнь.

Запасы хлеба в городе катастрофически таяли. На рабочую карточку выдавали всего 300 граммов, всем остальным – по 150 граммов в день. С 20 ноября новое снижение норм. Рабочим выдавали по 250 граммов, остальным – по 125 граммов хлеба.

20 ноября. Сегодня через болота, через вражеские тылы, через полузамерзшую Ладогу в город пришел первый конный обоз с хлебом.

Город бомбят и обстреливают из крупнокалиберной артиллерии. От налетов немецкой авиации отец выкопал в огороде яму-бомбоубежище, сделал ступеньки, доски на крыше завалил землей. Он отводил нас туда при воздушной тревоге. Скользкие глиняные ступеньки, жердочка, чтобы держаться, яма для стока воды, коптилка в углу. Не любил я эту яму: сыро и холодно.

На деревню падают бомбы. Военный объект буквально в трех километрах, его часто бомбят и, когда промахиваются, попадают в деревню. Отец говорит, что на комбинат немцы спускали даже морские мины и торпеды на парашютах.

Одна такая торпеда ночью упала около нашего забора, но не взорвалась. Крышка от нее отлетела в огород, в кусты смородины. Отец думал, что это брат приволок такую тяжесть, но потом обнаружил торпеду. Приехавшие саперы сказали, что торпеда начинена не порохом, а железными опилками. Кто был тот русский, чех, поляк или немец, кто таким образом спас наши жизни?

Торпеда ночью упала около нашего забора, но не взорвалась. Крышка от нее отлетела в огород, в кусты смородины. Отец думал, что это брат приволок такую тяжесть, но потом обнаружил торпеду. Приехавшие саперы сказали, что торпеда начинена не порохом, а железными опилками. Кто был тот русский, чех, поляк или немец, кто таким образом спас наши жизни?

Действует Дорога жизни – Ладожская ледовая трасса. Подвоз хлеба увеличивается. С 1 декабря продовольственные карточки прикреплены к трамвайной остановки «Завод Воровского». 25 декабря – повышение хлебной нормы по карточкам. Рабочим 350 граммов, служащим, иждивенцам, детям по 200 граммов. У отца на заводе для рабочих организовали питание.

Георгий Дмитриевич и Екатерина Ивановна

Отец иногда приносил мне в судке немного супа. Судок этот алюминиевый храню до сих пор.

Новый год. На заводе, как отец называет химкомбинат, организовали елку для детей.

Покормили, подарили игрушку и мандаринку.

13 января – известие о разовой выдаче продуктов в счет месячной нормы. Мяса 100 граммов, крупы или муки 200 граммов.

По-хорошему, на один обед, но растянули надолго. Мама говорит: «Вот кончится война, наварю большую кастрюлю пшенной каши на всю семью и наедимся досыта».

Мама варит что-то, топит печь, греет воду, обмывает нас, натирает какой-то вонючей водой от чесотки. Когда человек голоден, липнет всякая дрянь. Работать мама ходит в сельсовет, в деревню Малиновку.

Несмотря на прибавку хлеба, смертность увеличивается. Траншеи под захоронения роют не только на Пискаревке, но и на Пороховском кладбище. Люди гибнут от обстрелов, бомбежек, но в основном от голода.

Отец приходит с работы и рассказывает, сколько окоченевших трупов встретил по дороге. Специальные машины ездили и собирали по городу мертвецов, отвозили на кладбища. Умерших столько, что хоронили, конечно, в братских могилах, без всяких имен и фамилий.

11 февраля – еще прибавка хлеба на карточки. Рабочим положено 500 граммов, служащим 400, иждивенцам и детям по 300 граммов. Но дистрофикам это уже не помогает. Неизлечимо. Кстати, есть сведения, что их, вывезенных на Большую землю, бабки в деревнях спасали кашицей из мелкотертого лука.