Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Изобилие в магазинах не означало изобилия на столах! Жили очень скромно. Няня всё покупала на Некрасовском рынке. На рынке было дешевле, чем в магазинах…

Копчёную колбасу, буженину, ветчину, хорошую рыбу, конфеты покупали только для гостей. Нам, детям, не всегда и доставалось! За стол со взрослыми детей никогда не сажали – было не принято. Нас кормили до гостей, и мы должны были как можно меньше толкаться под ногами и обращать на себя внимание.

Детей в гости брали редко. Для нас устраивали детские праздники – ёлки, дни рождения… Детских праздников у себя дома не помню. Видимо, из-за тесноты, в которой мы жили, у мамы не было возможности всех нас собрать. Нас, довоенных троюродных братьев и сестёр, было семь человек. После войны появились ещё пятеро. Прекрасные ёлки устраивали у тёти Тоси Барановской, у Крюковых, у тёти Вали и дяди Коли Бычковых… У них была старинная фисгармония (маленький комнатный орган). Мама играла, а кто-нибудь из нас под её руководством переключал регистры… Каждый участник праздника должен был обязательно выступить: читали стихи, играли на рояле, устраивали представления, конкурсы. Подарки дарили очень скромные: сладости, самодельные ёлочные игрушки. У меня долго хранились негритёнок и балалайка, сделанные из грецкого ореха…

В дни зимних каникул мама водила нас на ёлку во Дворец пионеров (Аничков дворец), в Таврический, Юсуповский дворец. В Аничковом дворце, в одном из залов, устраивали катальную горку… Проводили много конкурсов, водили хороводы. Дети активно принимали участие во всех мероприятиях, а не сидели в зале на представлении, как стало теперь принято.

Очень часто, всегда с няней, ходили в цирк, не пропускали ни одной новой программы. В оркестре цирка играла на скрипке Ольга Валерьевна Загорная, жена моего дяди Юли Бычкова. Она доставала нам контрамарки и билеты.

Сияние огней, бравурная музыка, особый «аромат» цирка заставляли замирать сердце в предвкушении праздника! Слоны, тигры под управлением укротительницы Ирины Бугримовой, медведи Филатова, фокусники знаменитой династии Кио, воздушные гимнасты, от бесстрашных полётов которых под куполом цирка замирал весь зал. Вёл программу в течение многих лет руководитель униформистов, пожилой, совершенно лысый человек, с внушительной фигурой, прекрасной выправкой, видимо бывший атлет или гимнаст. Без микрофона он объявлял номера так, что его зычный голос был слышен и на галёрке! Клоун Карандаш с чёрненькой собачкой Кляксой, подражавший в походке и одежде Чарли Чаплину, славился на всю страну…

В интеллигентных семьях считалось обязательным покупать абонементы детям на детские утренники в театр. Мама «брала» ложу в Михайловский, Малый оперный театр или в Маринку (тогда Кировский театр оперы и балета).

Никогда в жизни я не испытывала такого чувства голода и такого наслаждения от крохотного засохшего кусочка хлеба, как в годы войны. Мы жили в эвакуации, я была еще ребенком. Помню, наедимся толкушки (толченых ржаных сухарей), заберемся с подружками на кровать, потушим свечку и в полной темноте слушаем радио – последние фронтовые сводки. А потом накроемся одеялом и мечтаем, как вернемся в Ленинград, как пойдем с мамой по Невскому проспекту и купим бутерброд из французской булки с ветчиной и обязательно со сливочным маслом.

И мы действительно вернулись после войны в Ленинград. Здесь к тому времени открылось много продуктовых магазинов, их называли коммерческими. И пошли мы с мамой, как мечтали, по Невскому, зашли в Елисеевский магазин, но купили не ветчину, а копченый язык – тогда это была модная закуска.

Постепенно прошел страх остаться голодной, хотя к хлебу я навсегда сохранила трепетное отношение. И я так рада, что жизнь не стоит на месте, что меняются гастрономические пристрастия, что появляются новые рецепты, что молодые стали не только жить, но и питаться по-новому. Поэтому желаю всем готовить вкусные и необычные блюда, такая возможность сегодня есть у всех!

Мне было четыре года, когда началась война. Отец вместе с несколькими мужиками залез в кузов полуторки, и они куда-то поехали. Мама держала на руках сестру. Рядом молча стояли женщины, провожающие своих мужчин.

Через много лет я спросил маму, почему они не плакали. Ведь позже, провожая на войну следующие призывы, кричали так, что на всю деревню слышно было. «Видишь ли, – сказала мама, – тогда „похоронок“ ещё не было, все верили, что через пару недель наши возьмут Берлин, восстанут немецкие пролетарии, установится советская власть в Германии». Как известно, немецкие пролетарии не восстали. Наши взяли-таки Берлин, это правда, только эти две недели растянулись на четыре года.

Деревня Юрьево Калининской области была небольшая. «Конзавод сто двадцать девок» – так называли во время войны Юрьевский конный завод № 129, потому что остались в нём только старики, женщины и дети. И двое мужчин: глухой и одноногий.

Мама работала учительницей в местной школе, а я нянчился с сестрой. Сестре было два года.

К осени начался голод. Помню, мама с сестрой на руках и я ходили на совхозное поле собирать оставшуюся там мёрзлую картошку. Немного, но находили. Какая же она была сладкая, какая вкусная! И капустные листья собирали, мама варила «серые» щи. Полугнилые зелёные капустные листья, мороженая картошка и вода. Иногда появлялась соль. Больше семидесяти лет прошло, а до сих пор помню. (Через много лет, когда я отслужил своё в армии, я вспомнил эти щи, и мама по моей просьбе сварила их. Без соли, из зелёных капустных листьев и картошки. Правда, мороженой подгнившей картошки не нашлось и зеленоватые капустные листья не подгнили. И без этого есть эту гадость было невозможно. Я отважно старался и не смог.) Мама пекла лепёшки из той найденной картошки. Их почему-то называли «самолётами».

Мама пекла лепёшки из найденной картошки. Их почему-то называли «самолётами».

Огорода у нас не было. Не помню почему, но не было. Весной сорок второго появился, стало легче. И ещё у нас были два эмалированных ведра, только у нас во всей деревне. У остальных были деревянные. Эти вёдра брала наша соседка, тётя Паня, пасечница. Мёд надо было сдать для фронта. В деревянные ведь мёд наливать не станешь. Потом из этих вёдер мама собирала около полутора литров мёда. Такое счастье было.

Михаил в 5 классе

С хлебом было плохо. По карточкам давали не всегда. Немцы разбомбили мельницу и элеватор. Потому хлеб был с камушками. Сразу за полторы недели дали так много, что лопнула старая авоська, в которой я нёс хлеб – почти две буханки. Килограмм 5–6, наверно. Буханка упала мне на большой палец ноги, и ноготь оторвался. Я еле-еле добрёл до дома. Ревел, конечно.