Кристофер Хэдфилд - Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите

Работа летчиком-испытателем по программе неуправляемых полетов усилила мою способность концентрироваться на самом важном даже посреди полного хаоса. Я научился никогда не сдаваться перед проблемами и никогда не полагаться на авось, рассчитывая, что все будет хорошо. Хотя мне не приходило в голову, что все эти уроки придется применить на практике здесь, на Земле.

Если бы я не научился концентрироваться над решением задачи, я никогда не оказался бы в космосе в третий раз. Ну а раз так, пришлось научиться.

В 1990 г., когда я служил летчиком-испытателем в Пакс-Ривер, мы с семьей как-то отправились в конце августа на выходные на Стэг Айленд. Вскоре после нашего приезда мои родители устроили большую вечеринку, одну из тех встреч, где люди толкутся вокруг барбекю, бренчат на гитаре, пьют виски и набирают вес, поедая кукурузу и хот-доги. Ночью после вечеринки я проснулся от боли в животе. Всегда, когда я наедаюсь до отвала, мне приходится за это расплачиваться, но на этот раз ощущения были другими. Ночь я провел в мучениях, а наутро отправился в военный госпиталь, расположенный в Сарнии. Там мне вкололи морфин, после чего у меня начались яркие галлюцинации про американские горки и пауков. Мой отец пришел к убеждению, что я умираю от рака, а доктора завели разговор о хирургическом обследовании.

Встревоженная Хелен пригласила нашего друга с острова Стэг, терапевта Чарли Монка. Она объяснила ему, что если я не вернусь в Пакс-Ривер через несколько недель, как запланировано, в полном здравии, то могу лишиться медицинского допуска к полетам. Карьера военных летчиков зависит от врачебного освидетельствования и допуска к полетам; не пройдешь медосмотр — считай, карьера закончена. После хирургического вмешательства могут возникнуть проблемы: когда вы летите на истребителе, преодолевающем силу тяжести, возникающие перегрузки могут привести к тому, что хирургические швы у вас разойдутся прямо там, в кабине самолете. Чарли объяснил это врачу, который занимался мной, но через три дня, когда мое состояние не улучшилось, а врачи все еще не могли определить, что со мной, они опустили руки и решили, что хирургическое вмешательство — это единственный выбор.

Когда меня разрезали, проблему быстро определили: отдельная нить рубцовой ткани, образовавшейся после операции по удалению аппендицита, которую мне сделали в 11 лет, легла поверх моего кишечника и, как шнурок, связала его. Хирург разрезал эту нить и зашил меня, оставив впечатляющий 20-сантиметровый шрам на моем животе. Но я чувствовал себя просто отлично. Две недели спустя я уже скакал на лошади, а потом, когда мы вернулись в Мэриленд, американские армейские врачи осмотрели меня и выдали разрешение на полеты. Через месяц после того, как я вышел из госпиталя, я уже снова сидел в своем F-18.

В какой-то момент казалось, что я был на пороге смерти. Но врачебное вмешательство оказалось на самом деле удачным поворотом событий. Если бы проблема с сужением кишечника не была выявлена, то, скорее всего, она бы вскрылась в 1992 г., когда я проходил отбор в астронавты, и вряд ли бы я прошел медицинские тесты в НАСА. Проблема, о которой я даже не подозревал, могла навсегда лишить меня шансов стать астронавтом. Кандидатов постоянно отклоняют и из-за менее серьезных медицинских показаний.

В следующие двадцать лет моим самым тяжелым заболеванием был обычный насморк. Я без проблем прошел медосмотр для участия в полетах шаттла, а в 2001 г. преодолел самые строгие медицинские тесты в мире и был сертифицирован для полета на МКС. Спустя еще несколько лет, поздней осенью 2009 г., экипаж МКС-35 был сформирован, а я назначен его командиром. Наконец случилось то, к чему я стремился всю свою сознательную жизнь. Получив это назначение, я испытывал одновременно и гордость, и смирение. Я хотел быть достойным оказанной чести, оправдать доверие, оказанное мне в НАСА, и инвестиции, которые были сделаны в мои обучение и подготовку в ККА. Ведь я стал первым канадцем, возглавившим экспедицию на МКС, и это был второй случай, когда эта роль досталась астронавту, который не был ни русским, ни американцем.

Команда обучена контролировать все на борту корабля, начиная от работы портативного дозатора воды и заканчивая всеми системами в японском модуле станции. Однако уровень компетенции может быть разным. Если вы аттестованы как пользователь, это означает, что вы владеете базовыми знаниями и фактически можете включать и выключать всякие штуки; операторы могут управлять модулем или системой без посторонней помощи, они знают, как эти системы работают, но не умеют их ремонтировать; специалисты же умеют все названное — могут управлять, понимают принцип действия и умеют обслуживать и чинить. Чтобы стать специалистом по всем модулям и системам, необходимо пройти намного более длинный путь обучения, потратить сотни часов на дополнительную подготовку, причем большая часть полученных знаний, по всей вероятности, так и не пригодится во время пребывания на МКС. Тем не менее это правильно. Я решил попытаться стать специалистом по как можно большему числу модулей и систем. Это был мой последний шанс внести реальный вклад в развитие космической программы, так как другой возможности покинуть Землю мне никогда не представится. К октябрю 2011 г. я стал специалистом почти по всем системам, экспериментальным стендам и модулям МКС. Я усиленно готовился на протяжении двух лет, постоянно работая по ночам и выходным, при этом почти 70 % времени я провел в России и в переездах. Я был счастлив вернуться в Хьюстон на пару недель вместе с Хелен, и только мой желудок чувствовал себя не очень хорошо. Хелен поправлялась после перенесенного гриппа, поэтому я решил, что тоже его подхватил, но на всякий случай отправился в клинику при НАСА. Врач не согласился, что у меня грипп. Он отправил меня в госпиталь, подозревая, что у меня непроходимость кишечника. И МРТ это подтвердило.

Это были плохие новости — правда, иногда подобная неприятность проходит сама по себе. Именно на это я и надеялся, но на этот раз во время моего пребывания в госпитале все плохое, что могло случиться, случилось: врачи непреднамеренно довели меня до обезвоживания, а через три дня, когда я стал чувствовать себя намного хуже, чем при поступлении в госпиталь, хирург, который вел мой случай, заявил, что на следующий день собирается меня оперировать. Он хотел повторить то, что в 1999 г. сделал хирург в Сарнии: разрезать мой живот, заглянуть внутрь и выяснить, в чем моя проблема. Однако за прошедшие два десятилетия лапароскопия стала довольно распространенной процедурой: вам делают небольшой разрез и для осмотра брюшинной полости используют лапароскоп, с помощью которого изображение передается на экран монитора. Так как лапароскопия — это небольшая процедура, не требующая вскрытия брюшной полости, то и риск осложнений ниже, чем при традиционном хирургическом обследовании, и время восстановления тоже минимально.