Лев Вершинин - «Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии

Судя по всему, что мы о нем знаем, Кязым-паша был очень не из тех, кто тихо утирает плевки. Совершенно точно уловив смысл комбинации Мемед-бега, он рано утром сделал заявление о том, что большинство меджлиса считает Аджарию естественной частью Матери-Турции, так что всех депутатов просят собраться для подтверждения этого всем понятного факта. Клан Абашидзе для него отныне был нерукопожатным. На сидящее здесь же как бы официальное правительство Грузии никакого внимания вообще обращено не было. Время, однако, было уже упущено: тем же утром в Москве был, наконец, подписан договор о дружбе между Советской Россией и Великим национальным собранием Турции. Большевики признавали возвращение под власть «правительства революционной Турции городов Ардагана и Артвина, захваченных империалистами», туркам же, в свою очередь, пришлось поступиться Аджарией. Однако Кязым-паша уже сделал свою ставку. Все прекрасно понимая, он понимал и то, что, ежели ему все же удастся собрать меджлис в полном составе и получить (в полном составе это было более чем реально) официальную просьбу о переходе под крыло Анкары, Анкара скажет только спасибо. В противном случае за самоуправство можно было и пострадать, тем паче что некоторые черты характера юного Кязыма не нравились великому Кемалю еще со времен прошлогодней войны с армянами. Короче говоря, турецкие войска взяли под контроль город, после чего были атакованы боевиками из дружин клана Абашидзе, задачей которых было даже не победить (никто не обольщался), но ни в коем случае не позволить меджлису собраться.

И вот тут-то меньшевики, о присутствии которых в городе все в последние нервные дни как-то успели подзабыть, напомнили о себе. Надежды на чудо уже не было вообще – в день подписания договора с турками РСФСР подписала и торговое соглашение с Великобританией, согласно которому Лондон обязался воздерживаться от любой антисоветской деятельности на всей территории бывшей Империи. И тем не менее, вечером 17 марта Жордания по телеграфу установил контакт с Ревкомом, а около полуночи генерал Мазниашвили отдал приказ остаткам своих войск включиться в боевые действия против турок. Разброс мнения на предмет, зачем и почему, весьма велик. Кто-то говорит «из патриотических соображений», чтобы сохранить город и край за Грузией, пусть и Советской. Кто-то полагает, что «из чувства обиды на турок». Было, видимо, и то и другое. Но главным образом, думаю, ввиду уже неизбежной (это было понятно всем) эмиграции, правительство сочло за благо провести последние дни на родной земле в качестве законной власти, сражающейся с оккупантами. Такой статус давал – по крайней мере, на это была какая-то надежда – какие-то, пусть невысокие, козыри для попытки дипломатического реванша. Короче говоря, 17–18 марта в городе дрались все со всеми. А пока дрались, в Кутаиси Григол Лордкипанидзе, министр обороны Грузии, и Авель Енукидзе, полномочный представитель Ревкома, заключили официальное перемирие, а затем и соглашение, от имени «правительства Грузинской Демократической республики» позволяющее Грузинской Красной армии занять Батуми.

Это не было актом капитуляции, таких полномочий Жордания, к моменту подписания уже уплывший со всеми министрами на итальянском судне и под конвоем французских боевых кораблей, переговорщику не давал. Это был акт сдачи-приемки власти de facto. Меньшевики – сражающаяся власть – передавали Грузию в управление большевикам, сохраняя за собой право предъявлять претензии. Бои же в городе продолжались до утра 19 марта, причем порт и центр вместе со зданием меджлиса оставались в руках грузин, как пришлых, так и местных, с большим трудом, но все же отбивавших попытки турок взять Батум под контроль. Немедленно по появлении авангарда красных Георгий Иванович Мазниашвили объявил о сдаче полномочий Ревкому. То же самое – от имени меджлиса – сделал и Мемед-бег. После чего Кязыму-паше (не судят только победителей) пришлось приступить к эвакуации. Первая социалистическая война, планировавшаяся как легкая, на пять-шесть дней, прогулка, но – благодаря армянским братьям и кронштадтским братишкам – затянувшаяся на целых 32 дня и стоившая в общей сумме около 7–8 тысяч жизней, завершилась крахом классических марксистов и победой марксистов нового типа.

Обожаю отточенные формулировки. Особенно в многоголосом исполнении «группы Вачнадзе». «Грузинский народ, – чеканят тбилисские коллеги, – не примирился с потерей государственности. Уже в 1921 году в Грузии началось национальное движение, направленное против оккупационного режима Советской России. Летом 1921 года восстание охватило всю Сванети». Верно, горцам перемены не пришлись по душе. Меньшевики к ним, в общем, не очень лезли, довольствуясь лояльностью, а новые власти прислали каких-то ревкомовцев, ставящих себя выше родимых старейшин, поставили какую-то милицию, начавшую что-то запрещать, да еще и несли очевидную пургу насчет земли (проблема которая пастухов не волновала) и воли (которую у викингов высокогорья было в избытке). В общем, да, восстали. Ревкомовцев выгнали, милицию туда же, выставили стражу на тропинках. Кое-кто из меньшевиков, ушедших к сванам после поражения, даже накатал и послал в Тбилиси красивую бумагу с требованием «вывести оккупационные войска и провести свободные выборы», – на радость сформированному Ноем Николаевичем в далекой Франции «правительству в изгнании». Нечто похожее происходило и на востоке. В горах Кахети гулял с отрядом в 60–70 сабель бывший блестящий ротмистр и орденоносец царской армии Константин Иосифович Чолокаев, он же совсем недавно полковник грузинской армии Кайхосро Чолокашвили, а ныне просто «Какуца». В совсем уж поднебесной картлийской Хевсурети собрал дружинку молодежи, всегда охочей до набега, еще один экс-кавалерист Михаил Лашкарашвили. Амбары горели. Иногда, но намного реже, горели и сельсоветы. Летом 1922 года храбрые парни решили даже «объединившись, освободить Грузию от оккупантов». Разработали и план: Какуце, собрав побольше народу, надлежало атаковать город Душети, а когда из Тбилиси на перехват двинулись бы каратели, хевсуры ударили бы им в спину, а когда враг был бы таким макаром уничтожен, победителям уже никакого труда не составило бы взять столицу. После чего, вне всяких сомнений, восстала бы вся Сакартвело. У блестящего плана имелся всего один, но серьезный недостаток: два стратега не учли, что по ним тоже будут стрелять. В итоге «объединенная народная армия» была растерта по зеленой траве, по хевсурским селам прошлась красная конница, а сам «главнокомандующий», потеряв несколько десятков отчаянных парней, с колоссальным трудом оторвался от погони и спрятался в родных кахетинских горах.