Array Сборник статей - Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты

Пес верно служил хозяину во время макарьевского плена. Затем, в Нижнем Новгороде, был похищен ярмарочным торговцем, и увезен в Арзамас. Для Домерга это стало большим горем: «Я лишился своего лучшего, последнего и верного друга – того, который не покидал меня в продолжение долгих бедствий и в самой тюрьме». Но через 15 дней, среди ночи, пес, вырвавшись от торговца и преодолев немалое расстояние, вернулся к хозяину, бурно радуясь своему счастью! Суровую московскую зиму 1814–1815 годов Домерг и его собака пережили вместе – пес спал «в конце его ложа», согревая хозяину ноги. 20 января 1815 года Домерг выехал из Москвы в Вильно, где отыскалась его больная жена и сын. Все вместе они вернулись во Францию.

Когда мы говорим об огромном влиянии Отечественной войны 1812 года на всю историю России, мы имеем ввиду вполне конкретные события. Это прежде всего декабристское движение и выход на Сенатскую площадь в декабре 1825 года и Великие реформы Александра II с отменой крепостного права в 1861 году.

Когда, изгнав то, что осталось от наполеоновской армии, с российской земли, русские солдаты и офицеры вступили на землю Европы, их ждало изрядное потрясение – они увидели своими глазами жизнь европейцев. Что-то похожее, очевидно, испытали и мы, посетив Европу впервые после того, как пал «железный занавес». Главное – их быт, который бесхитростно и открыто лучше всяких слов говорит о том, как все есть на самом деле. Они увидели сеть отличных дорог, ряды каменных зданий с геранями и розами на балконах, украшенных узорчатыми решетками, словно кружевными прошивками, они увидели уютные кафе с запахами молотого кофе и печеных булочек с ванилью, они увидели красиво украшенные магазины с самыми разнообразными товарами. И главное – они увидели свободных людей, хорошо одетых, вежливых, встречающих победителей открыто и радостно. Пребывание на чужой земле стало для основной массы победителей тем бесценным университетом – необходимыми и важнейшими знаниями, которые они увезут с собой на родину и которые, словно «пепел Клааса», будет стучать в их сердцах. Позор за страну, хоть и победительницу, но продолжающую жить в средневековье, заставит их думать и пытаться решать проблемы этой страны, пробудит гражданственность со всеми вытекающими последствиями.

Хотя и царил в 1812 году всеобщий патриотический подъем, однако же: «…22-го <���октября> прикащик мой поехал в Ярославль и повез Макарку отдать в ополчение за пьянство».

Как мы пытались писать конституцию для русской Польши:

«Поручено было составить проект правительства для Варшавского герцогства господину Безродному, служившему весь свой век по провиантской и комиссариатской частям; он не имел ни малейших политических сведений и даже не знал ни одного иностранного языка. Я встретился с ним перед кабинетом князя Кутузова и в то время, когда меня позвали к его светлости. Безродный остановил меня, прося убедительно доложить фельдмаршалу, что он находится в величайшем затруднении, ибо, говорил он:

«Я никогда в свою жизнь не писывал конституций».

«<10 апреля> В Бауцене ожидала нас торжественная встреча искренних добрых жителей.<���…> Не менее того оказывают они всякому русскому, скромно между них проезжающему, те ласки, каковых владетели за золото и почести купить не могут. Часто при проезде моем, сопровождаемый одним уродливым козаком, кричали жители ура, бросали вверх шляпы, били в барабаны и на трубах играли. Из каждого окна выглядывает искреннее лицо, на котором радость написана. Это случалось со многими товарищами моими».

«…в прекрасную весеннюю погоду мы вошли в Силезию, у рубежа коей написано было по-русски: «Граница Пруссии». Вероятно, надпись сделана была из предосторожности, но мы видели в ней не излишнюю заботливость немцев, но то обстоятельство, что мы наконец оставляли за собой ненавистную Польшу и вступали в дружественную землю. В первом Силезском местечке Миличе духовенство и евреи встретили государя с торжеством: девушки, одетые в белые платья, усыпали путь его цветами, и несколько триумфальных ворот воздвигнуты были на дороге. До глубокой ночи народ покрывал улицы, а особенно ту, где жил государь в доме графа Мальцана. Насупротив онаго возвышались две пирамиды с простою, но многозначащею надписью: «Немцы – русским!» Князя Кутузова встретили с истинным восторгом; воздух потрясался от восклицаний: «Vivat papa Kutusof!»

О пропаганде и контрпропаганде:

«Так как заметили, что французы в печатанных ими бюллетенях (не зря в то время бытовало выражение «врет, как наполеоновский бюллетень». Французский император придавал им большое значение, лично участвуя в их написании – М. Л .) и мелких сочинениях старались уверять немцев и отчасти успевали в том, будто мы преувеличиваем наши успехи и потери их в России незначительны, то князь Кутузов приказал мне издавать на русском, французском и немецком языках известия о наших военных действиях и изображать их в настоящем их виде. Никогда сочинителю не представлялось обширнейшего поля для прославления торжества своего отечества. Однажды воображение до того меня увлекло, что фельдмаршал сказал мне: «Ты испортился, ты не пишешь прозою, а сочиняешь оды». Нетрудно было найти извинение, потому что в тот день мы получили известия о занятии Дрездена и о победе, одержанной над персиянами!

Сии бюллетени сделали меня известным государю, ибо князь Кутузов был так доволен первыми из них, что сам читал его императору и сказал мне: «Я рекомендовал тебя его величеству». Постигая необходимость действовать на умы в Германии, он мне велел в то же время войти в переписку с известным остроумием своим драматическим писателем Коцебу, который издавал тогда в Берлине периодическое сочинение под названием Das Volksblatt, и посылать ему известия о военных происшествиях, что мною до кончины фельдмаршала и было исполнено.

После заграничных походов появилась поговорка «Эх, молода, в Саксонии не была». Многим русским запала в душу эта гостеприимная, ухоженная, хозяйственно процветающая страна, хотя ее король и сражался против нас, на стороне Наполеона…