Array Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1

Перед сдачей Варшавы самолеты сбрасывали бомбы на мосты и жилые дома. Местные жители скоро заметили, что налеты происходят с трех до пяти часов дня. Такая педантичность немцев позволила сократить число жертв. К трем часам дня жители города собирались в Уяздовском парке и наблюдали, как вражеские самолеты обстреливаются снарядами. Их не пугала даже возможность обжечься падающей шрапнелью, от которой на небе то и дело вспыхивали облака красноватого дыма.

Позднее бомбардировщики стали прилетать и ранним утром, а 21 июля немцы использовали против поляков газ, от которого пострадали 20 человек.

Утром 22 июля во дворе ветеринарного института на московском шоссе был собран полицейский обоз. На этот раз военная обстановка складывалась неблагоприятно, и в половине одиннадцатого вечера был получен приказ выступать в сторону Новоминска.

Ночь с 22 на 23 июля прошла в тревожном ожидании. На следующее утро к вокзалу еще тянулись повозки с последними эвакуированными. На город упало несколько орудийных снарядов. Три разорвались на южной окраине, в районе Дворянской улицы. Один упал возле церкви на Мокотовском поле. Еще один ранил на железнодорожном переезде сопровождавшего обозы сапера.

К 10 часам канонада стихла, и варшавяне говорили, что атака на город была отражена, но в Вилянове идет бой, а вдоль московского шоссе продолжается артобстрел. Разрывы снарядов весь день были видны со стороны ветеринарного института. Возле станции «Варшава-Привислинская» местные жители растащили на топливо деревянный забор, а потом принялись за стоявшие рядом сараи.

Вечером началось минирование мостов и уничтожение промышленного оборудования. После взрыва на заводе «Ортвейн и Карслинский» начался пожар, и все постройки были уничтожены.

Без пяти 11-ти ночи обер-полицмейстеру позвонил по телефону военный губернатор Варшавы генерал-лейтенант Турбин: «Начался отход войск с позиций». Мейер сразу приказал полиции сдать охрану и собраться у здания ветеринарного института. Полицейские команды съезжались к институту до половины второго ночи, а потом двинулись в путь. Мимо них по Гроховской улице в сторону Московской заставы двигались военные обозы с артиллерией.

В оставленной полицейскими Варшаве принял вахту начальник милиции Поповский. Вместе со своими помощниками он вошел в ратушу, из которой было хорошо видно полыхавшее на юго-западе зарево: горели дома в Праге-Привислинской и Вавре.

За двадцать пять минут до полуночи генерал Мейер, его чиновники и сопровождавшая их конная сотня пересекли Александровский мост в направлении Праги. На другой стороне моста саперы снимали проволоку с трамвайных столбов…

После захвата Варшавы наметилось размежевание польских группировок. За «великую Польшу» выступали Дмовский и Грабский, придерживавшиеся русской ориентации. Малиновский и его соратники выступали за австрийское влияние. В конечном итоге польская политика раскололась на многочисленные кружки и группы. Тогда повсеместно входили в моду аббревиатуры, и никто уже не мог понять, какая партия и какое движение скрывается под тем или иным сокращением. Лишь в самом конце 1915 года началось движение, направленное на объединение этих кружков, но это уже было становление польского Сопротивления. Немцы относились к таким активным полякам как к заговорщикам и развернули против них борьбу на уровне разведки и контрразведки.

В середине декабря 1915 года в Варшаве и некоторых других городах действовали тайные организации, в которых проходили подготовку «стрельцы» и «соколы» Пилсудского. В организацию входило уже более полутора тысяч человек.

Осень 1914 года в прифронтовой Варшаве, несмотря на нехватку угля, оказалась настолько теплой и полной надежд, что захватившие столицу немцы и австрийцы не могли переломить ситуацию в свою пользу. Австрийский разведчик, полковник Максимилиан Ронге, работавший в Варшаве, отмечал, что тех, «которые мечтали об освобождении и присоединении к центральным державам» «были единицы, не имевшие никакого влияния на общую массу». Их, по словам Ронге, можно было «использовать только в разведывательной службе против России», а их пропаганда среди пленных никакого успеха не имела.

Большинство колонистов «были открыто враждебно настроены», военная диктатура пыталась подавлять выступления, но дискуссии о самоопределении государства продолжались. «Центральный национальный комитет» опубликовал воззвание, направленное против новой власти. Он требовал восстановить польскую государственность. Начиналась новая эра польской истории.

К лету 1914 года стало ясно, что Германия является для Великобритании одним из самых опасных противников. Американцы тоже относились к переселенцам из Германии с подозрением, и немцы, проживавшие в США, стали готовиться к отъезду в Германию.

Перед войной никому не приходило в голову оформлять паспорт и регистрироваться в полиции. Это не значит, что в Англии шпионов вовсе не задерживали, однако полиция паспортов не требовала. Британский разведчик Фердинанд Тохай называл немецких шпионов педантичными и недалекими, пенял им на дурную маскировку и отсутствие вдохновения. Его немецкий коллега Жюль Зильбер, посмеивался над сибаритствующими англичанами, которые перед войной «привыкли путешествовать свободно и с большим комфортом».

Теперь времена изменились. Разведчики обновляли свои знания и читали техническую литературу. Люди стали подозрительны и недоверчивы, а поездки по Европе уже не напоминали легкую прогулку. Суда перед заходом в европейские порты проверялись служащими Антанты. Подозреваемых в шпионаже отправляли в лагеря. Многие, не имевшие документов, предпочитали не сходить с судна и отбывать обратно, в таких случаях судно брало на себя оплату обратного рейса.

В начале века образ шпиона рисовался в стиле романтических сюжетов раннего кинематографа:

Агенты 1910 года уже не напоминали мелодраматических персонажей «немой фильмы» из стихотворения Мандельштама. Если прибегнуть к типологии, то таких героев окажется три: «шпион-уголовник», «шпион-ученый» и «поставщик товара».

Первые соглашались работать в разведке за свободу и за деньги. Достаточно было поймать рецидивиста на грабеже, мошенничестве, воровстве или присвоении имущества, и его вербовка не составляла труда. Работа разведчика в те времена еще не была сопряжена со смертельной опасностью, преступным натурам она казалась авантюрой, спектаклем, при том неплохо оплачиваемым. Таким завербованным в шпионы рецидивистом был бельгиец Арсен Мари Веррю, известный под именем Фредерик Рю и псевдонимом U. Он встречал британских разведчиков, устраивал на новом месте и помогал с контактами. Рю владел мыловаренной фабрикой, но разорился и в 1907 году вынужден был наняться на пивоваренный завод в Гамбурге, где его и завербовал англичанин, хозяин завода. Вскоре Рю стал двойным агентом, снабжал сведениями и англичан, и французов.