Витольд Шабловский - Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители

Мюневвер навещала Назыма в турецкой тюрьме. Когда он вышел на свободу, она, взяв дочь Ренан, сбежала от мужа. Вскоре она забеременела от Хикмета. Они поженились.

Бегство Назыма в ее жизни было подобно Октябрьской революции. Власти Турции в бешенстве, а травля близких — единственный способ насолить Хикмету. Мюневвер бесконечно вызывали на допросы. Ее дом находился под наблюдением. Друзья избегали ее. Никто не брал ее на работу.

В первые годы Назым писал Мюневвер очень нежные письма. Его самые красивые стихи были о тоске по жене и сыну. Галина знала, что ее счастье продлится до тех пор, пока не появится Мюневвер.

Но вскоре контакты Хикмета с семьей ослабли. Пока наконец и вовсе не оборвались.

С последней любовью Хикмета дело было так.

Его приятель Экбер Бабаев представил его двум сотрудницам Мосфильма. Они хотели посоветоваться с ним по поводу албанских народных костюмов, а заодно и познакомиться со знаменитым турком.

— Блондинка недурна, только плоская, — говорил Хикмет Бабаеву по-татарски. Собеседницы не должны были понимать, о чем разговор.

Вот только блондинка с небольшим бюстом во время войны жила в татарском селе и владела татарским достаточно, чтобы вогнать Хикмета в краску.

Ее звали Вера Тулякова.

Первый раз Хикмет появился у Веры в связи с поправками к сценарию. Второй раз, уже с цветами, в связи с совместным походом в кафе.

Вера замужем. Хикмета это никогда не останавливало. Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, даже назвала его романтическим коммунистом.

Но это останавливало Веру.

Хикмет добивался ее несколько лет. Соблазнял совместной работой над сценариями, поездками за границу. Посылал цветы. После затянувшегося творческого кризиса он вновь начал писать стихи.

Вера сдалась, когда Хикмет находился в Варшаве. Она позвонила ему и сказала, что хочет его видеть. Поэт собрал чемодан, отменил все встречи и вечером того же дня сел на поезд до Москвы.

Несколько дней спустя он сбежал от Галины через окно, в одних только носках.

— Он не решался сказать мне правду, — рассказывала мне по телефону Галина. — Я плакала месяцами.

Назым и Вера уехали в Париж. В то же время разъяренная Галина как ураган металась по квартире Хикмета. Она перевернула дом вверх дном и оставила записку: “К черту вас обоих”.

Друзьям Хикмета Вера не понравилась.

— Было в ней что-то отталкивающее, — говорит Янина Малаховская. — Галина была хорошая, очень дружелюбная. Она даже покупала на рынке вещи для Мюневвер и ее детей, зная, как им там тяжело. А Вера, наоборот, держалась очень надменно.

Другие вспоминают, как с появлением Веры лопнул умело раздутый Назымом миф о страдающем Одиссее, которого злодейка-судьба разлучила с Пенелопой.

Особенно после того, как Пенелопа чудесным образом появилась в варшавском отеле “Бристоль”. А дело было так.

В начале 1961 года Хикмет в качестве почетного гостя посетил конференцию Всемирного совета мира в Стокгольме. Там ему приглянулась итальянская писательница и переводчица Джойс Сальвадори Луссу, легенда антифашистского сопротивления.

Они пили кофе, разговаривали. Хикмет читал ей свои стихи, предлагал перевести их на итальянский.

Но на Луссу самое сильное впечатление произвела история его жены.

Она решила действовать. Полетела в Стамбул и навестила Мюневвер. Заметила, что стены ее скромной квартирки от пола до потолка обклеены фотографиями Назыма.

Вместе с Мюневвер они продумали план побега.

Джойс попросила помощи у своего друга, миллионера Карло Джуллини: “Раз в жизни сделай что-то для других!”

Джуллини со смехом согласился. На своей яхте он отправился в Турцию, а Джойс отвезла Мюневвер с детьми в порт в городке Айвалык.

Вечером они отплыли в сторону греческого острова Лесбос. На полпути на них обрушился шторм. Ветер рвал паруса и раскачивал яхту. Волна накрыла палубу. Все оказались в воде. Смерть была совсем рядом.

Из воды их вытащили греческие рыбаки. Мюневвер обратилась в миграционную службу. Она представилась полькой по фамилии Божецкая. Сказала, что ее документы утонули. Польские власти благодаря сторонникам мира подтвердили эту версию.

Несколько дней спустя Мюневвер отправила Джойс телеграмму из Варшавы. “У нас все в порядке”.

Это лишь часть правды.

Назым не ждал семью в аэропорту, вместо него их встречала Гота. Она повезла Мюневвер с детьми в отель “Бристоль” на улице Краковское предместье.

Поэт появился на следующий день, за завтраком. Он только что прилетел из Гаваны, где вручал Фиделю Кастро премию — а как же! — за укрепление мира.

Мюневвер впервые узнала, что у ее мужа есть другая женщина.

Впоследствии Назым и Мюневвер разговаривали исключительно о поэзии.

Хикмет хотел, чтобы Мюневвер поселилась в Лейпциге, в ГДР. Он готов был устроить ее на турецкую радиостанцию.

Мюневвер предпочла остаться в Варшаве. Вместе с детьми она взяла фамилию Божецкая. Сторонники мира нашли им квартиру в Старом городе.

Молодой преподаватель (а ныне профессор) Института тюркологии Варшавского университета Тадеуш Майда с удивлением узнал, что у Института — впервые! — будет турецкий лектор.

Затем он с еще большим удивлением узнал, что лектор — жена прославленного Назыма Хикмета.

Восемь лет Мюневвер преподавала в Варшавском университете. Совместно с Тадеушем Майдой она издала учебник турецкого языка, а с Готой и Станиславой Пласковицкой-Рымкевич — “Историю турецкой литературы”.

По сей день эта книга входит в список обязательной литературы для начинающих тюркологов.

Благородные стремления Джойс Сальвадори Луссу не были по достоинству оценены.

Еще из Варшавы Назым написал ей письмо о том, что она заслужила место в раю, “даже если папа римский с этим не согласится”. Затем он процитировал притчу о курдском пастухе, который попал в гости к богачу. Богач угостил его на славу, и курд понял, что в жизни не сможет ему отплатить по достоинству. Он не мог жить спокойно и решил перерезать благодетелю горло. “Я чувствую себя как тот курд” — этими словами закончил письмо Хикмет.

В письме Мюневвер к Джойс еще больше горечи: “Сегодняшний Назым — паша, у которого две жены. А я такая глупая…”

Спустя годы Джойс вспоминала: “История о любимой жене и сыне, которой он терзал наши сердца, камнем упала на дно колодца”.

Мюневвер покинула Польшу во время антисемитской кампании 1968 года. Ее никто не выгонял, хотя в ее венах и текла еврейская кровь по материнской линии. Но ей была неприятна атмосфера, воцарившаяся на берегах Вислы.