Борис Акунин - Северный Часовой и другие сюжеты

Второе уважение, настоящее, возникает в любых обществах, даже ужасно невежливых (вроде нашего). Это когда уважение заслуживают, зарабатывают, завоевывают. Оно, конечно, выше качеством, но, если выбирать, я предпочитаю общество, в котором царит вежливость. Ведь нам на самом деле от 99,99999999 % живущих ничего другого и не нужно: лишь бы были с нами вежливы, а для сердечных отношений и истинного уважения нам вполне хватит близких.

2. Как писать про любовь.

Очень своевременный вопрос – для меня. Как раз сейчас ломаю над ним голову. У меня в романе «Аристономия» главный герой, который, скрипя учеными мозгами, размышляет над смыслом счастья и «правильной жизни», оговаривается: «Я признаю, что счастье бывает и другого происхождения – дарованное счастливой любовью, этим волшебным заменителем самореализации. Если бы не свет и тепло любви, жизнь большинства людей, до самой смерти не нашедших себя , была бы невыносима. Предполагаю, впрочем, что способность любви – тоже Дар, которым обладают не все и не в равной мере. Однако я не могу углубляться в этот особый аспект, поскольку никак не являюсь в нем экспертом. Мне почему-то кажется, что в природе любви способна лучше разобраться женщина. Во всяком случае, я бы прочитал такой трактат с интересом».

Я спою тебе, спою еще одну

Вот именно к этой мудреной задаче я и пробую подступиться во втором романе серии. Это будет книга про «правильную любовь» (whatever it means). Не знаю, получится ли. Очень мешает то, что я не женщина. Если допишу – Вы получите на свой вопрос гораздо более полный, хоть и не уверен, что удовлетворительный ответ.

И вопрос еще более головоломный:

aliks

Григорий Шалвович, не приходило ли Вам в голову, что пора бы уже сделать героем человека, который не рассуждает, про себя или в компании единственного собеседника, о том, как в России все сложно, поэтому главное – создать вокруг себя уютный мирок; а который активно действует на благо общества. Что, мало примеров, когда люди не живут по принципу «моя хата с краю»? Часто встречаю в комментариях к Вашим постам слова, что, мол, Фандорин бы на митинг не пошёл. Получается, что в ваших книгах Вы в лучшем свете выставляете рефлексирующих эгоистов, а деятельные неравнодушные у вас толкают Россию к пропасти. И выходит эдакая апология для ваших осторожничающих читателей. А Вы потом удивляетесь, отчего люди не протестуют против преступного режима. Задумчивый Борис Акунин для них бóльший авторитет, чем уверенный в своей правоте гражданин Григорий Чхартишвили.

Попробую ответить по частям.

«Пора бы изобразить героя». Ну, наверное, пора бы, если смотреть на литературу по-ленински: «очень своевременная книга». Но я отношусь к писательству иначе. Когда пишу в развлекательном жанре – то развлекаю и не пытаюсь под прикрытием Эраста Петровича впихивать людям в мозги свои ценности. Если же такое все-таки случается, то не намеренно, а просто потому, что так уж я вижу мир.

«Рефлексирующие эгоисты». Вообще-то это именно мой случай. Я как в девятом классе прочитал про «разумный эгоизм», так сразу на всю жизнь и решил: это мне годится. Все мои поступки, даже если они чреваты для меня каким-то ущербом, диктуются не общественно-альтруистическими, а глубоко личными соображениями: я хочу быть в мире с самим собой. Дороже этого ничего нет. Раньше для сохранения внутренней гармонии было довольно не совершать каких-то действий. Теперь оказывается, что этого мало – приходится иногда делать что-то, чего делать очень не хочется, но надо.

Ситуацию, как Вы справедливо заметили, отягощает еще и привычка к рефлексии, свойственная моему сословию. Вечный вопрос, который люди вроде меня себе задают, когда пытаются как-то участвовать в общественной жизни: а не навязываю ли я свои ценности стране, большинству населения которой они ни за чем не сдались? Сколько тех, кому они нужны и важны, эти ценности? Может, мы чужие в этом комеди-клабе, в этой стасмихайловляндии? Что я тут лезу со своей демьяновой ухой? Ешь ее сам, но не запихивай в тех, кому не надо.

А потом происходят какие-то события (декабрь 2011-го, «писательская прогулка» или недавние московские события) и говоришь себе с огромным облегчением: нет, не чужой, нас много.

Василий Перов. «Блог Б. Акунина и его читатели»

Однако почитаешь большинство комментов к моим «политическим» постам – и такая тоска берет. Сплошные стоны про то, как всё в России плохо, и всегда в России всё будет плохо, и в России непременно должно быть плохо, потому что в России иначе не бывает, а кто в это не верит или пытается что-то изменить – тот в лучшем случае прекраснодушный кретин, а в худшем – волк в овечьей шкуре. И такое удручающее неверие в собственные силы. И такое нежелание даже пальцем шевельнуть, чтобы сделать или попытаться сделать свою жизнь хоть чуть-чуть лучше…

«Уверенный в своей правоте гражданин Григорий Чхартишвили».

Насчет уверенности в правоте у меня, как можно понять из вышесказанного, не всё гладко. К тому же мои взгляды меняются, эволюционируют. Я слушаю чью-то точку зрения и, хотя бы временно, начинаю смотреть на мир глазами этого человека. Писательская гуттаперчивость. Часто чувствую себя раввином из старого анекдота, которого позвали рассудить спор. Послушав первого, он говорит: «Ты прав». Послушав второго: «Ты тоже прав». «Ребе, но так не бывает!» – восклицает третий. «И ты тоже прав», – соглашается раввин.

Потому-то я и не иду в политики. Там рефлексирующим эгоистам не место. Лучше буду книжки писать. И говорить, что думаю в настоящую минуту, не заботясь о том, последователен ли я и шагаю ли в ногу со временем.

16.10.2013

Делюсь впечатлениями от сбора материалов к роману, который будет посвящен теме не весьма оригинальной – отношениям между полами. Как обычно, я начал с изучения профильной литературы. Читал, делал выписки. Один из файлов называется «Серпентарий». Туда я выписывал яркие примеры межгендерного антагонизма, в частности мизандрические высказывания знаменитых женщин и мизогинические высказывания знаменитых мужчин.

Поразительно то, что мужененавистнических цитат накопилось очень мало, даже радикальные феминистки не особенно разжигают. Максимум – нечто отстраненно-неприязненное, вроде Кэтрин Хэпберн (которая к тому же, вероятно, пошутила): «Иногда мне кажется, что мужчины и женщины не очень подходят друг другу. Может быть, им лучше было бы жить по соседству и иногда заходить друг к дружке в гости».