Маруся Климова - Растоптанные цветы зла. Моя теория литературы

Но как бы то ни было, а мертвые уже никак не реагируют на смерть и не боятся ее, в то время как все живое невольно трепещет при ее приближении. И только этим можно объяснить, почему одни испытывают настоящий панический ужас перед перспективой показаться уродливыми и смешными, а другим это абсолютно по барабану. Я вообще думаю, что два этих чувства вполне соотносимы: страх уродства и страх смерти. В то время как Блок долго и мучительно умирал, не в силах представить себя в новых, резко изменившихся условиях существования, какой-нибудь Демьян Бедный спокойно и безмятежно печатал свои наспех состряпанные вирши. И дело тут вовсе не в морали, а в инстинктах. Просто у Блока инстинктивный страх уродства оказался сильнее страха физической смерти, а у Бедного – наоборот. Можно было бы, конечно, предположить, что Блок просто– напросто заигрался и в результате слегка перепутал искусство с жизнью. Но что такое искусство и что такое жизнь?!

Вот тут, я думаю, и следует искать разгадку пресловутой холодной отстраненности и бесчеловечности практически любого эстетского жеста и поступка. Гений относится к окружающим его людям, как к бессловесному материалу, никак не засвидетельствовавшему в его глазах своей принадлежности к миру живых: как скульптор к куску мрамора, например. Если же кому-либо эта фраза покажется чересчур высокопарной, то эту мысль, вероятно, можно было бы сформулировать иначе. Пожалуйста: гений относится к окружающим его людям с юмором, а значит, без малейшего сочувствия! Ибо страх уродства обычного человека должен казаться ему явно недостаточным. И опять-таки нет никаких свидетельств, подтверждающих право того или иного субъекта подобным образом смотреть на окружающих, кроме разве что подлинности и искренности смеха, который они у него вызывают.

Существуют самые разные догадки по поводу природы смеха. Фрейд, по-моему, даже считал личностей с обостренным чувством юмора чуть ли не шизофрениками. А мне почему-то всегда казалось, что человек с обостренным чувством юмора должен быть каким-то таинственным образом связан со смертью и знать о ней чуточку больше, чем обычные люди. Достаточно вспомнить того же Гоголя, который является автором всем известной повести «Нос». Это произведение он, вне всякого сомнения, сочинил под впечатлением постоянного созерцания своей физиономии в зеркале, ибо нос у него, судя по сохранившимся портретам, был просто нечеловеческих размеров. Видимо, Гоголя очень смешило собственное лицо. Хотя настоящий юмор в эту ситуацию с носом внес все-таки не сам Гоголь, а именно Фрейд, причем почти сто лет спустя после смерти русского классика – следует это признать. И в самом деле, казалось бы, что общего между носом и мужским половым органом? Надо было обладать изрядным воображением, чтобы отождествить две столь далеко расположенные друг от друга части тела. Если уж на то пошло, то у большинства людей гораздо больше сходства между задом и головой. Вот это сравнение, особенно когда я говорю со многими своими знакомыми, можно сказать, так само собой у меня и напрашивается. Однако, если люди и сравнивают сегодня зад с головой, то только в шутку, а о сходстве носа и члена все говорят абсолютно серьезно, как о не подлежащем сомнению факте, к тому же еще научно доказанном и обоснованном. Ну разве это не смешно? Смешно! Хотя объясняется все предельно просто.

Фрейд поразил человеческое воображение именно неожиданностью своего сравнения, сопоставив то, что до него никому и в голову не приходило сравнить. А я по себе знаю, если тебе надо что-нибудь скрыть, как-нибудь оправдаться в глазах близких, но правду ты по каким-то причинам сказать не можешь, тогда выдумывай что-нибудь невероятное – такое, что нормальному человеку никогда не придет в голову. И все тебе поверят, потому что каждый будет думать, что сказанное тобой выглядит настолько диким, что, если бы ты хотела соврать, то наверняка выдумала бы что-нибудь более правдоподобное. Именно так Фрейд и поступил: его сопоставление кажется людям настолько невероятным, что если бы оно было нереальным, то такой солидный человек, доктор медицины, скорее всего, придумал бы что-нибудь более похожее на правду. Короче говоря, человечество попалось на этот хорошо известный мне с детства трюк! И в результате на совершенно очевидное сходство головы с задницей сегодня почти никто не обращает внимания, и все только и делают, что шутят по этому поводу. А ведь человеческие голова и зад не только имеют одинаково округлую форму. После изобретения рентгеновского аппарата их сходство уже просто режет глаз, так как сделанные в анфас снимки головного мозга выглядят откровенно неприлично. Однако эта очевидность, видимо, и настораживает большинство людей, потому что в настоящей глубокой шутке обязательно должно быть что-то неожиданное и, самое главное, какая-то тонкость. Вот поэтому совместная шутка Гоголя и Фрейда по поводу носа удалась и до сих пор не утратила своей свежести и оригинальности. Я бы даже сказала, что параллель между носом и членом чем-то напоминает мне старинную изящную миниатюру в золоченой рамке, а отождествление головы с задом так и осталось грубым народным лубком. Какая уж тут тонкость! Такой юмор обычно еще называют «солдатским», а это значит, что ни о каком научном обосновании этого, вроде бы абсолютно очевидного, факта в ближайшие десятилетия, а возможно, и столетия, не стоит и мечтать.

Нечто подобное можно сказать и о человеческой жизни. На первый взгляд ее связь со смертью выглядит совершенно очевидной и как будто лежит на поверхности: человек смертен, memento mori, жизнь и смерть чередуются как день и ночь, после смерти человек попадает в рай и т. д. и т. п. Однако все эти разглагольствования находятся примерно на том же уровне, что и разговоры о сходстве человеческой головы и зада, потому что это и так всем ясно. А настоящую тонкость в запутанные отношения между жизнью и смертью способны внести только постоянные смены моды и стиля, ибо без них все было бы слишком грубо и понятно даже самым последним кретинам, вроде Демьяна Бедного. Скажи такому про голову и задницу – он сразу же начнет ржать как лошадь. А попробуй ему объяснить про сходства носа с членом – представляю, как у него сразу вытянется физиономия. Однако между жизнью и смертью существует примерно такое же тонкое и неуловимое сходство, как между носом и мужским половым органом.

Одна моя парижская знакомая – в высшей степени светская дама, правда, в весьма уже преклонном возрасте, но зато дочь «белого русского», и не просто, а генерал– губернатора города N, жена вице-президента Французского национального банка и пр., пр., пр. – как-то в приливе откровенности призналась мне, что без ума от Александры Марининой. Она прочитала буквально все ее книги и чуть ли не выучила их наизусть, настолько ей нравится эта писательница! Ничего удивительного, в принципе, однако это признание застало меня врасплох, особенно если учесть, что перед этим я битых три часа беседовала с этой почтенной особой о превратностях судьбы Луи-Фердинанда Селина и – самое печальное – уже успела презентовать ей экземпляр своего романа. И вот это последнее обстоятельство вызвало у меня самую большую досаду, потому что я вдруг ясно поняла, что поклонница Марининой мой роман уж точно читать не станет, а просто-напросто выкинет его на помойку. Мелочь, конечно, но все равно обидно! И почему бы этой благородной даме не оповестить меня о своих вкусах в самом начале нашего знакомства вместо того, чтобы пудрить мне мозги в течение нескольких часов кряду?!