Маруся Климова - Домик в Буа-Коломб

Вот уже около двух часов Костя не выходил из туалета на первом этаже в доме Пьера. Он сидел рядом с унитазом и напряженно следил за водой, наполнявшей унитаз до краев и не желавшей уходить вниз. «Да минует меня чаша сия!» — шепотом произносил Костя и дергал за ручку сливного бачка. Унитаз представился ему огромной чашей, а вода, наполнявшая его, символизировала страдания, общее количество которых уже достигло какой-то критической черты и никак не уменьшалось. Костя сел на пол около унитаза и, взяв специальную щетку, стал его прочищать. Главная его задача заключалась в том, чтобы вся эта вода все же ушла вниз. «Да минует меня чаша сия…», — еще раз пробормотал Костя. Наконец, в какой-то момент вся вода с резким хлюпающим звуком ушла вниз, и унитаз опустел. Костя с облегчением вздохнул и произнес: «Свершилось!»

Костя еще раз тщательно осмотрел дом Пьера, спустился в подвал, потом поднялся на третий этаж, ему стало казаться, что это заколдованный замок, а Пьер — французский аристократ, последний представитель старинного и очень древнего рода. Костя подошел к окну и выглянул на улицу, там в конце переулка стояла «скорая помощь»: даже если это приехали не за ним, все равно нельзя терять ни минуты. Костя опять спустился в подвал. Он уже не сомневался, что он там обнаружит подземный ход, ведущий в сточные трубы, проходящие подо всем Парижем, они называются les egouts, там живут все клошары, все отбросы общества, а он, как герой Жана Марэ в фильме «Парижские тайны», спрячется там и, пройдя через все испытания, спасет прекрасную даму. А возможно, даже подружится с этими клошарами, и сам станет таким, как они, их предводителем, они ему все расскажут и полюбят его исключительно за то, что он русский, ведь русских же все любят, потому что они дали миру Достоевского. Костя открыл узкое подвальное окно, протиснулся в него и, оказавшись во дворе, не без труда вскарабкался на крышу гаража, потом спрыгнул в соседний двор, к немалому удивлению пившего там в это время за столиком кофе семейства. Но Костя, не обращая на них ни малейшего внимания, подошел к калитке ворот, открыл ее и вышел на улицу, но уже с другой стороны от дома Пьера.

Костя совсем не знал Париж и почти сразу же заблудился. На автобусной остановке он пытался спросить дорогу у какого-то клошара, и тот ему что-то объяснял и показывал, но Костя ничего не мог понять, потому что не говорил по-французски, а клошар позвал еще пьяную оборванную женщину, и она тоже стала оживленно жестикулировать, Косте казалось, что это хромоножка из «Бесов», он дал им десять франков, это были все имевшиеся у него деньги, и еще старый советский бумажный рубль, завалявшийся у него в кармане. Они выразили по этому поводу великую радость, или ему просто так показалось, а сам Костя пошел дальше.

Пробуждение это как сон, или продолжение сна, а не пробуждение, как будто ты еще не проснулась, а осталась там, в этом сне, где высокое небо и серые тучи над медленной тяжелой рекой, и серый холодный гранит, и четкие плавные линии, их завершенность и чистота — все это сон. В реальности такого не бывает, или было когда-то в другой жизни, о чем остались смутные воспоминания-догадки.

Маруся лежит на кровати в комнате с ободранными стенами, по форме комната напоминает гроб, и это тоже уже когда-то было, а над головой тускло горит одинокая лампочка на ободранном проводе, на потолке два окошка — одно побольше, обычно его открывают, поднимая вверх на железном стержне, и тогда образуется щель, через которую проходит свежий воздух, а другое — совсем крошечное, его невозможно открыть, но теперь они оба закрыты, Пьер вставил в них вторые стекла и напихал в щели обрывки тряпок, наверное, чтобы было теплее, но все равно ужасный холод, и в доме холоднее, чем на улице.

Можно спуститься вниз, куда ведет деревянная винтовая лестница, лестница-улитка, как называют такие лестницы французы, — на первом этаже каменный пол, как в туалете на Московском вокзале, из коридора ведет дверь в салон, там стоят два кресла, под передние ножки одного подложены чурбачки, чтобы оно было повыше, и когда на него садишься, ноги болтаются в воздухе, не доставая до пола, а второе — удобное, широкое, но обивка на нем засалена до такой степени, что цвет определить невозможно. Оба эти кресла найдены на улице. У окна стоит круглый стол, на нем навалена куча разного хлама, а посредине возвышается верхняя часть манекена, у него хорошенькое женское личико: вздернутый носик, светлые волосы и голубые глазки, на голове у манекена надета оранжевая каска, какие носят рабочие на стройке. За другим столом, сделанным из куска фанеры и ножек детской кроватки, сидит хозяин дома: пьет и ест. В глубине его глаз нет ничего, а если попытаться рассмотреть, что там, то увидишь, как постепенно появляется какой-то нездоровый огонек, запрятанный глубоко-глубоко — вот оно, безумие! Маруся потом наблюдала такой же взгляд у мертвецки пьяных, когда сознание уже почти угасло, остались только некоторые рефлексы, и из их глаз, устремленных на тебя, выглядывает какая-то темная бездна.

Лестница в доме ужасно скрипит, и по ней невозможно пройти неслышно, но Пьер по ней почему-то ходит бесшумно, как кот, непонятно, как это ему удается, — может быть, он знает, на какие дощечки нужно ступить, чтобы лестница не скрипела. Он ходил по ней еще маленьким, и помнит, куда ставить ногу, чтобы отец не услышал и не рассердился, а может быть, это безумие поднимает его, делает легким, как пух, и несет над землей, и он не касается пола ногами. Как тогда, когда он, схватив в руки остро отточенный нож, летел, не касаясь земли ногами в толстых узорчатых шерстяных носках, а его возлюбленная убегала от него, она отказывала ему в чем-то хорошем, приятном, — почему, по какому праву его лишали радостей жизни, которые имеют все? Все женщины одинаковы, они издеваются над вами, им доставляет удовольствие мучить вас, ну так с ним этот номер не пройдет, он знает, как надо себя вести. Пьер считал, что женщины любят собак, кошек и гомосексуалистов, потому что они не агрессивные, а кроткие и нежные. Настоящий мужчина всегда агрессивен, и когда Пьер видел машину с молодоженами, он говорил: «Бедная невеста! Она еще не знает, что ее ждет сегодня ночью!» — и сладострастно хихикал в усы.