Маруся Климова - Растоптанные цветы зла. Моя теория литературы

Короче говоря, все как в «страшном кино»! Там ведь зрители тоже внимательно следят исключительно за поединком полицейского и преступника. Если же эта напряженная «борьба интеллектов» из триллера вдруг была бы устранена – например, полицейские объявили бы забастовку и отказались выполнять свой долг, – то все любители этого жанра автоматом остались бы один на один с маньяком и его загадками. Можно себе представить, какую скуку и разочарование они должны были бы испытать! Ведь фактически они оказались бы в положении зрителей так называемого «авторского кино», которые вынуждены ломать голову над смыслом беспорядочного нагромождения кадров на экране, причем совершенно ничего с этого не имея. Одно дело – наблюдать за тем, как полицейский гоняется за преступником, стреляет в него из пистолета, сцепляется с ним в смертельной схватке, а другое – думать над тем, что если первой убитой бабой оказалась некая Алла, то второй, возможно, будет Белла, так как по алфавиту за «а» сразу же следует «б».

Среди маньяков, правда, иногда тоже встречаются совсем странные типы, которые не подпадают под начертанную мной схему. Не так давно из телевизионных новостей я узнала, как где-то в российской глубинке был пойман тихий, скромный рабочий – то ли слесарь, то ли токарь, – который держал у себя в подземелье под домом двух девушек, используя их в качестве наложниц. Он соорудил в огороде рядом со своим домом на десятиметровой глубине настоящее бомбоубежище, которое могло бы ему очень пригодиться на случай непредвиденной атомной войны. Думаю, он бы нисколько не пострадал и какое-то время совершенно спокойно бы там жил – с такой основательностью и размахом все было оборудовано. Этот тип провел туда воду и свет, сконструировал специальную систему подачи воздуха, а также установил телевизор и магнитофон. Масштабы изобретательности, затраченных усилий и времени, которые потребовались этому несчастному для того, чтобы соорудить под землей столь комфортабельное убежище, меня больше всего и впечатлили. Однозначно можно сказать, что он вложил в свое детище гораздо больше сил и средств, чем в свое время Головкин в бункер у себя под гаражом. Парадокс заключается в том, что сделал он это исключительно для того, чтобы удовлетворять свои, в общем-то вполне естественные и непритязательные потребности, свойственные любому взрослому человеку. Тут и вправду есть что-то уж совсем ненормальное – даже в сравнении с описанными выше жуткими личностями. Но кто знает, может быть, именно такой герой станет ключевой фигурой искусства будущего.

Бесспорно, в жесте современного поэта, обращающегося к окружающим со стихами, есть что-то трогательное, ибо, по сути, это жест отчаяния. Гадалкам, ясновидящим и прочим более-менее удачливым колдунам и магам отдельные доверчивые обыватели и сегодня все еще готовы платить бабки за их услуги, а вот поэты уже давно посажены на голодный паек. Поскольку они даже никому ничего не обещают – никакой тебе помощи, никакого снятия порчи, сведений о будущем или исцеления, а просто составляют себе на бумаге слова в столбик, в рифму или без, да еще порой – во время публичных выступлений – выкрикивают их в лицо слушателям, – как правило, надрывно и с каким-то особым, трудно поддающимся определению, выражением в глазах. Скорее всего, поэты таким образом тоже пытаются загипнотизировать присутствующих, подчинить их своей воле, как в далеком прошлом это делали шаманы и прорицатели. Кстати, периодически становясь невольной свидетельницей поэтических чтений, я в последнее время все чаще ловлю себя на мысли, что если бы на месте поэта сейчас и вправду оказался какой-нибудь вырядившийся в перья и разноцветное тряпье шаман, причитающий на непонятном языке, бьющий в бубен и вращающийся вокруг своей оси, – в общем, такой, какими их обычно показывают по телевизору и в кино, – то он, несмотря на всю необычность своего облачения и поведения, вероятно, смотрелся бы куда убедительнее и, самое главное, естественнее человека, публично читающего свои стихи. Прежде всего потому, что все странности в поведении шамана можно списать на его малообразованность, в то время как большинство поэтов – люди вполне просвещенные: писать и читать, как правило, обучены. Кроме того, насколько мне известно, настоящие шаманы, то есть те, что в перьях и с бубнами, в наши дни принадлежат либо к вымирающим народностям Дальнего Севера, либо к каким-нибудь малочисленным африканским племенам, также находящимся на грани голодной смерти. А это значит, что они уже прошли путем поклонения сверхъестественному и потустороннему до конца, заплатив за свои заблуждения дорогой ценой, – можно сказать, жизнью, благополучием и положением в мире. Что тоже не может не вызывать определенного сочувствия. Поэзия же ныне культивируется в странах вполне благополучных и цивилизованных, в том числе и тех, что живут за счет эксплуатации упоминавшихся выше обреченных на вымирание племен и народностей. Не говоря уже о том, что шаманами и колдунами в племенах с первобытнообщинным укладом становились избранные единицы, а если бы в той же России во время последней переписи населения граждан попросили ответить на вопрос, не увлекаются ли они стихосложением, то количество тех, кто ответил бы на этот вопрос положительно, наверняка зашкалило бы за шестизначную цифру. Короче, в современных более-менее развитых государствах занятие поэзией всячески поощряется, однако к ней вряд ли кто-нибудь относится всерьез, за исключением, разве что, самих поэтов. В противном случае, эти страны, вероятно, тоже уже давно пришли бы в упадок и исчезли с карты мира. А так, в упадке и на грани вымирания пока находятся только большинство живущих ныне поэтов и члены их семей. Что, хотя и составляет существенный процент от работоспособного населения, все же не отражает господствующих настроений в обществе.

Возможно, обо всем этом и не стоило бы лишний раз говорить, настолько это очевидно, однако, только когда представляешь себе эту картину, начинаешь по-настоящему понимать, почему литература в наши дни раскололась на традиционную и так называемую «постмодернистскую». Писателей сегодня причисляют к одной из этих групп в зависимости от использования традиционных или же чуть более современных форм магического воздействия на читателей. На примере поэзии это видно лучше всего.

Тут стоит все же уточнить, о какой магии в данном случае можно говорить всерьез и зачем она собственно нужна. Ничего особенно сверхъестественного и потустороннего я не имею в виду. Весь окружающий человека материальный мир тоже ведь исполнен определенной магии. Достаточно вспомнить те же цветы, пусть даже не астры и хризантемы, которые в киосках у метро хачики продают за бешеные бабки, а самые банальные ромашки, растущие на обочине пыльной проселочной дороги, которые тем не менее тоже способны привлечь к себе внимание и заставить любоваться собой всяких там грибников, дачников и прочих любителей уикендов на лоне природы. Не исключено, что и маньяк Головкин, подстерегавший своих жертв в лесополосе неподалеку от пионерского лагеря «Романтик», в какие-то мгновения отвлекался от этого занятия и мечтательно пялился на какие-нибудь задроченные васильки. А тигры или же змеи, которые уже на расстоянии одним только своим внешним видом внушают другим животным и людям трепет и желание держаться от них подальше! Вот эту способность внушать страх и уважение на расстоянии, без каких-либо дополнительных усилий, а только при помощи внешних форм и чисто ритуальных движений и жестов, в данном случае я только и подразумеваю, когда употребляю слово «магия».