Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Скажите, пожалуйста, а лично для себя вы что-то новое вынесли из этой дискуссии?

– Я вынес из этой дискуссии печальный вывод: если консервативно мыслящие деятели культуры и политики готовы к диалогу, то либеральное крыло абсолютно не готово. К сожалению, мы опять сталкиваемся с тем, с чем уже сталкивались в нашей истории: консервативные силы общества оказываются более толерантны, более готовы к компромиссу, социальному и идеологическому, нежели те силы, которые пишут на своих знаменах лозунги «свободы». Вот парадокс.

– Юрий Михайлович, что вы думаете о современном литературном процессе в России?

– Литература сейчас развивается очень динамично. Проблема заключается в том, что социальный статус литературы очень сильно понижен. Прежде всего, конечно, за счет снижения социального статуса самого писателя. И во-вторых, за счет отстранения писателей от электронных средств массовой информации, в основном телевидения. Жизнь так сложилась, что люди черпают сегодня основную информацию из телевизора. А телевидение у нас крайне идеологизировано. Но ведь честный и талантливый писатель, независимо от того, правый он или левый, всегда выступает с сомнениями. Так вот я очень давно не слышал писательских сомнений по телевизору. Зато телевидение назначает властителями дум людей, которые не имеют для этого никаких данных. И мы на телевидении имеем или ангажированных политических аналитиков со скошенными от вранья глазами, или откровенных шоуменов, которые говорят заведомую заказуху.

Я сам вел передачу на телевидении и сталкивался с этим неоднократно. Пытался стыдить своих коллег, но они мне говорили: «Тебе хорошо, тебя выгонят, ты будешь книжки писать. А мы что будем делать?»

– Российское телевидение сегодня абсолютно не интересуется Россией. Поэтому меня очень рассмешил министр печати и телевидения Лесин, который вдруг предложил разработать и принять федеральную программу по духовному воспитанию молодежи на основе идей патриотизма. О патриотизме заговорили вдруг и министр культуры, и министр образования. Неужели государственные мужи наконец-то поняли, что любовь к своей Родине – отправная точка в духовном формировании человека и возрождении России?

– О кризисе патриотического сознания я писал еще 10 лет назад. В 1992 году в «Комсомольской правде» была опубликована моя статья «Россия накануне патриотического бума», которая, кстати говоря, доставила массу неприятностей тогдашнему редактору Валерию Симонову. Я писал: патриотизм – это иммунная система государства, и выход из кризиса, какие-либо поступательные движения в обществе невозможны без опоры на патриотическое чувство.

Мы все время наступаем на те же самые грабли. В свое время разгромили патриотическое сознание, ориентировавшееся на духовные опоры, существовавшие в дореволюционной России. Но нельзя разгромить «царский» патриотизм, не затронув само патриотическое чувство. Сделали эту ошибку, потом в срочном порядке пришлось выстраивать советский патриотизм. Нашли, кстати говоря, очень разумную формулу: советский патриотизм – пролетарский интернационализм. У гражданина многонациональной страны должен быть своеобразный симбиоз патриотизма и интернационализма.

Потом, чтобы свалить советское государство, стали разваливать советский патриотизм. Но развалили не советский, а просто патриотизм. Теперь, когда перед страной стоит мощнейший исторический вызов, необходимость модернизаций, восстановления всего и вся, невозможно двигаться вперед, не восстановив в людях патриотическое сознание. Если не будет серьезных государственных программ в этом направлении, нас ждет, на мой взгляд, очень печальная участь.

Мне это было понятно еще в 92-м году, нашим государственным мужам понадобилось 10 лет, чтобы прийти к этому. Но так было всегда: писатель высказывает идеи намного раньше, чем они становятся содержанием государственных акций.

– В одном интервью вы признались, что любовь к литературе вам привила школьная учительница. Интересно, что вы думаете о той скрытой реформе, которую тихой сапой проводит Министерство образования, сокращая количество часов на изучение Пушкина, Достоевского, Толстого и всерьез обсуждая возможность включения в школьную программу литераторов вроде Пелевина, Сорокина?

– И я лично, и «Литературная газета» категорически против этого. Да и государство уже стало на другие рельсы. Но поскольку за годы реформ в эту область набежало очень много людей, далеких от государственного понимания задач, стоящих перед сферой образования, они по инерции продолжают свое разрушительное дело. Вы предложите французам включить в лицейский курс Жане или маркиза де Сада – да на вас посмотрят как на идиота. Да, есть маргинальная литература. Но существует базовый курс литературы, который представляет молодому человеку вершины, проверенные поколениями. Литература ведь не просто социальный очерк того или иного времени, это еще и вершина языка. Читая, допустим, рассказ Астафьева или Распутина, мы получаем не только информацию о чем-то, но и квинтэссенцию родного языка в обработке мастера.

А нам вместо этого пытаются всучить даже не писателей, а весьма сомнительных экспериментаторов, которым не только что в школьной программе не место, а им не место даже в общем книжном магазине. Должны быть магазины, на которых написано: «Детям до 18 лет, а также людям, придерживающимся общепринятых норм нравственности, в этот магазин входить не рекомендуется». Да, у нас свободное общество, но это не значит, что дети должны читать матерщину… На мой взгляд, это остатки вседозволенности 80–90-х годов, когда многим казалось, что нужно встряхнуть литературу, наполнить ее новыми веяниями, разрушить старое. Расскажу один интересный эпизод. Приезжаю я в Гатчину, и меня ведут в районную юношескую библиотеку. Вижу: стоят посылки. Спрашиваю, что это такое? А это, говорят мне, Сорос прислал книжки. Я говорю: а можно посмотреть? Можно, мы еще не вскрывали. Открываем: сверху лежит книжка. Странная. В предисловии читаю: «В этот сборник вошли четыре повести маргинальной французской прозы, которые ввиду ненормативной лексики и откровенных описаний сексуальной жизни до сих пор во Франции запрещены». Елки-моталки! Во Франции они запрещены, а Сорос издает их и присылает в юношескую библиотеку. Все это звенья одной цепи.

– В том же ряду стоит и скандальная инициатива реформирования русского языка, которую Людмила Путина назвала «несвоевременной»…

– Правильно назвала. Изменение орфографических правил всегда было знаком смены эпохи. Не случайно в свое время большевики провели эту реформу. И вот тот же революционный зуд продолжается сегодня: раз новая эпоха, значит, новая орфография. Но есть тут и более прозаический мотив. Что такое изменение орфографии? Это переиздание всех словарей, учебников, пособий. Это же гигантские деньги! Миллиарды долларов! Естественно, есть издатели, которые заинтересованы в таких заказах. Это элементарное желание залезть в карман к нашему и без того нищему народу. Представляете, приходит мама и говорит: «Вася, я хотела тебе купить новую курточку, а придется покупать новый орфографический словарь и учебник. Иначе ты у нас неучем останешься».