Николай Усков - Неизвестная Россия. История, которая вас удивит

Сравнение с Соединенными Штатами было в то время гораздо более естественным, чем когда-либо после. Капиталистический подъем в США начинается одновременно с Россией, в 60-е годы XIX века, когда в обеих странах будет отменено рабство. И каков результат? В России стоимость произведенной продукции, как добывающей, так и обрабатывающей, едва превышала 3 млрд рублей. В США одна перерабатывающая промышленность давала 27 млрд рублей. (Все эти данные взяты из бюджетных прений в Думах разных созывов. Я привожу их по интересной книге А.В. Пыжикова «Грани русского раскола», которую с удовольствием и рекомендую.)

Слабость русской буржуазии была предопределена неблагоприятными географическими факторами, действующими на протяжении столетий. Но и в момент, когда Россия вроде бы преодолела негативное воздействие этих факторов, рост капитализма сдерживался жесткой и заведомо обреченной конкуренцией с левиафаном Русского государства. Оно и управляло, и добывало, и обрабатывало, и производило, и торговало одновременно. Чего удивляться, что русский капитал финансировал революцию?! Не таинственная русская душа толкала Мамонтова, Морозова и других в объятия эсеров и большевиков, а элементарный расчет, надежда ослабить императора политически, чтобы открыть простор для экономического роста страны и завершения ее европейской модернизации. Но кто мог тогда предугадать, что 1905 год перерастет в 1917-й?!

Косность российской политической элиты объяснялась не ее вырождением, как думают поверхностные наблюдатели. Имущественно независимая от общества власть могла себе позволить игнорировать любые требования демократизации и соправительства и вообще минимально заботиться о том, что там происходит под подошвой ее кованого сапога. Русский простор, который означал и неограниченность ресурсов, чем дальше, тем больше – по мере открытия новых и новых видов ресурсов, рационализации их использования – работал на отчуждение власти от общества. В Западной Европе конечность ресурсов, находившихся в распоряжении даже самых богатых монархов, заставляет их уже в XIII–XIV веках соглашаться на те или иные формы участия податного населения в формировании и распределении бюджета, тем более что сам этот шаг лежал в русле римской правовой традиции. Как говорили средневековые юристы: «То, что касается всех, должно быть одобрено всеми». Так появляются первые европейские парламенты. В России первая Дума соберется в 1906 году, только через 641 год после первого английского парламента (1265 год). Характерно, что с самого начала около 40 % расходов бюджета были исключены из ведения Думы.

Большевики начнут историю своего нового мира просто с захвата царской собственности и всех прочих богатств родины, взгромоздятся на них и снова будут распределять государственную ренту в интересах очень узкого круга лиц, как делали до них Рюриковичи-Даниловичи, Романовы и их преемники с 1761 года – Романовы-Голштейн-Готторпские. Некоторое отличие будет заключаться лишь в том, что советское государство возьмет на себя социальные обязательства (образование, здравоохранение, поддержание занятости), правда, их объем оно будет устанавливать по собственному произволу. Результатом станет ценностная переориентация целой страны с идеологии личного успеха, трудолюбия и самодисциплины на патернализм и иждивенчество. Образование, здравоохранение, занятость и даже пенсии до сих пор рассматриваются у нас не как результат совокупных усилий нации, в том числе личных усилий каждого конкретного гражданина и налогоплательщика, а как естественная обязанность государства вроде раздачи хлеба плебсу во времена римских цезарей.

Власть и в современной России – это прежде всего доступ к финансовым потокам, к собственности, к нефтегазовым ресурсам родины, к «кормлению», как беззастенчиво именовали государственные должности в допетровской России. Путинское государство снова основной игрок в экономике, а административный ресурс эффективнее повышения производительности труда, технологических инноваций, оптимизации издержек и прочих здоровых форм конкуренции. «Ручное управление страной» – не особенность путинского стиля, это все идет оттуда, от варяжской «руси», Московии, империи и большевистской «диктатуры пролетариата», которая на деле была диктатурой партхозноменклатуры, возглавляемой вождями разной степени дикости. «Питерские мародеры» – не обидный неологизм уязвленных «масквачей», а выданная коллективным бессознательным тайна русской государственности. Власть здесь очень напоминает мародера, если смотреть на нее неприязненно и снизу. А если сбоку, то она кажется даже «мудрой», «единственным европейцем» или «гением всех времен и народов» (это уже когда бьют табуреткой по яйцам).

Власть очень любит рассуждать про «наследие Византии», «третий путь» и глубокое своеобразие нашего выбора. При коммунистах все это называлось другими словами, но смысл всегда был один: справедливый суд, частная собственность, честно выбранный парламент, свободная пресса и равенство всех перед законом – это происки американского империализма, а теперь еще и «голубого лобби», действующего заодно с террористическим подпольем. Вредоносные идеи про свободу распространяются с одной целью – украсть у нас нашу самобытность. Между тем вся эта самобытность сводится к присвоенному отдельными людьми эксклюзивному праву распределять государственную ренту в собственных интересах. И в этих интересах нет ничего самобытного, обычные такие интересы, общечеловеческие. Красивые часы, хорошая музыка, европейский автопром и прочее в том же духе. Что там любили Михаил Федорович с Алексеем Михайловичем?

Этот вопрос всегда вызывал у меня некоторое смущение, словно мы говорим не о судьбе народа и принципах его политической организации, а о предпочтениях сексуального характера. В массовом представлении русское государство является совершенным не благодаря разумным законам или устойчивым институтам, но когда управляется твердой рукой. Актер Василий Лановой в своем интервью «Аргументам и фактам» выразил весьма популярные в России настроения: «Это в Люксембурге можно быть очень демократичным или в Швеции. В любой стране вот такусенькой величины ( показывает крохотный кружок ). А если это Россия, трудно себе представить, что станется, если немножко отпустить вожжи! Через два дня государства не будет! Негативное отношение к диктаторам, говорите? Это у кого?! У тех, кто хотел бы полную расхлябанную свободу?! Именно с ней Иван Грозный боролся своей железной рукой. Иначе бояре растащили бы страну (и растаскивали!). Вон, главный враг Курбский либеральничал. ( Очень иронично .) Желал свободы, вольности! Ну и чем кончилось? Уехал, удрал на Запад! Так что я – за сильную государственную руку. Иначе… Столько ртов открывалось на Россию за ее историю! Если правителю не быть жестким, сильным, то сожрут страну в два счета! А как только напускают сопли наши либералы, все, привет!» Василий Лановой не скрывает, кто был его музой, когда он играл роль кардинала Ришелье в очередной экранизации «Трех мушкетеров»: «И мой Ваше Высокопреосвященство из таких, из государственников. Для него главное – величие страны. Мне кажется, если бы Ришелье жил в XX веке, то был бы как Сталин. Держал бы страну вот так! ( Сжимает кулак .) Государственник должен быть у руля!» Таким образом, с одной стороны, есть «сильная государственная рука», натянутые вожжи, плотно сжатый кулак, а с другой – свобода, которая трактуется Лановым как слабость, «расхлябанность», «сопли». Она грозит распадом страны.