Николай Усков - Неизвестная Россия. История, которая вас удивит

Воздвигая новую столицу на берегах Невы, Петр I, естественно, апеллировал к Александру Невскому, мощи которого были перенесены из Владимира в основанный императором Александро-Невский монастырь новой столицы. В 1724 году саркофаг князя встречал весь флот Санкт-Петербурга, а Петр чуть ли не собственноручно управлял штурвалом галеры, на которой покоился прах его великого предка. Город по этому случаю был торжественно иллюминирован. Кроме того, Петр перенес празднование памяти святого Александра с 23 ноября на 30 августа, день заключения Ништадтского мира со Швецией.

По мысли Феофана Прокоповича, император вообще являлся «живым зерцалом» Александра. Для пущего сходства на мозаичном портрете работы Ломоносова Невский облачен в рыцарские доспехи, пурпурный плащ, подбитый горностаем, и корону, напоминающую императорскую. Это еще ничего. На центральном медальоне орденского креста Александра Невского, задуманного еще Петром, но учрежденного Екатериной I в мае 1725 года, древнерусский князь изображен безбородым. Важно, что в отличие от будущего советского ордена царский «Александр Невский» вручался за гражданские заслуги. Раз уж Петр – «зерцало» Александра, то князя все чаще мыслят «Героем», пекущемся об «общем благе» во всех его аспектах – и военных и гражданских, прообразом просвещенного абсолютного монарха. Во вкусе века образ Александра очищается от всех религиозных «суеверий», отныне чудеса святого инока Алексея-Александра навсегда останутся в народной избе да в тесной сельской церквушке.

XIX век стал для новгородского князя не слишком удачным. После фейерверков и фанфар XVIII столетия он удостоился всего лишь второго ряда на памятнике Тысячелетия России, который был установлен в Новгороде в 1862 году, оказавшись, таким образом, в людной компании еще 109 персонажей. XIX век, отмеченный прочным союзом с Пруссией и окончательным миром со Швецией, проявлял интерес лишь к монгольской политике Александра – покорение «дикого» Кавказа и завоевание «отсталой» Азии являлись важнейшими направлениями внешней экспансии России в этом столетии. Александр теперь становится защитником цивилизации и русской самобытности от азиатского, по сути своей варварского, засилья.

Правда, польское восстание 1863 года вызвало в стране волну антикатолических настроений, и Александр сделался одновременно борцом не столько со шведами, немцами или Литвой, сколько с католицизмом и папством, якобы объявившим крестовый поход против православия. Так Александр обрел репутацию антизападника – несколько комичная метаморфоза для патрона Санкт-Петербурга и предтечи Петра Великого.

Революция 1917 года не сулила князю ничего хорошего. Однако в роли классового врага, бессовестного эксплуататора и православного мракобеса он побыл совсем недолго. В 30-е годы крепнущая сталинская империя снова подняла Александра на щит, да так высоко, как, пожалуй, никогда прежде. Именно тогдашней идеологической бомбардировке Александр, без сомнения, обязан титулом «имя России», который он получил по итогам голосования телезрителей в 2008 году. Символично, что этого звания князь удостоился скорее всего потому, что никто не хотел отдавать пальму первенства Иосифу Сталину, очевидному фавориту гонки. Так, Сталин-Пигмалион проиграл своей Галатее-Александру.

Артподготовка, которую вела разная крикливая мелочь, началась в 1937 году, но именно фильм Сергея Эйзенштейна, созданный в 1938 году, увековечил сталинский образ Александра в сознании миллионов людей. Александр считался теперь «вождем русского народа», который вступил в схватку с «немецкими захватчиками» за «само существование Русской земли». Более того, он стал «великим полководцем» – безусловно, важное качество накануне большой войны, – хотя ни один источник не сохранил никаких сведений о тактике, применяемой Александром в сражениях. Но самое главное – новгородский князь боролся не только с внешним врагом, но и с врагом внутренним – «шпионами» и «предателями», одним словом, с «врагами народа», или, как бы сказали сегодня, с «пятой колонной». Ее представляла местная псковско-новгородская аристократия, якобы недовольная усилением «прогрессивного» самодержавия Александра. Как пишет профессор Шенк, «ссылка на исторический образец и суггестия повторяющихся исторических процессов придавали современному общественному устройству ауру вневременности и трансцендентности».

Таким образом, на вершине своей посмертной славы, шагнув на киноэкраны и плакаты, Алексадр Невский сам стал «Новгородом», вся история которого свелась к «спасению Руси» от «немецких захватчиков». В этом отныне состояла функция Новгорода в пространстве русского исторического мифа. Древние вольности были объявлены едва ли не предательством «национальных» интересов и во времена Александра, когда «пятая колонна» якобы готова была сдать страну немцам, и позднее, в XV веке, когда Новгород вынужден был вести сложную дипломатическую игру между Москвой и Литвой.

Так произошло окняжение новгородской истории, а русская история утратила всякую многовариантность. Только вождь, только обожающий его народ. Только твердая рука и несгибаемая воля, потому что вокруг – враги, внутренние и внешние. Альтернатива московской истории, которой, без сомнения, был реальный Новгород, скукожилась до беглого предисловия к красочной легенде об Александре Невском, его полководческом гении и беззаветной любви к Русской земле.

В виртуальном пространстве мифа Сталин довершил дело Ивана III и Ивана Грозного, раздавивших исторический Новгород. Разумеется, отнюдь не словами. Иван III начал свой первый поход против Новгорода в 1471 году, отдав приказ сжигать новгородские пригороды и селения. Пленным резали носы, уши и губы. Нанеся сокрушительное поражение новгородскому ополчению на реке Шелони, Иван осадил город. В этот раз Новгороду удалось отделаться от Москвы деньгами и землями. Финал наступил в 1477–1478 годах, когда в результате нового похода Иван заставил новгородцев принять свой ультиматум: «Мы, великий князь, хотим государства своего, как мы есть на Москве, так же хотим быть на отчине своей Великом Новгороде. Вечя колоколу в отчине нашей в Новгороде не быть, посаднику не быть, а государство нам свое держать». 15 января 1478 года люди великого князя забрались на колокольню Ярославова двора и сняли вечевой колокол. Он отправился в Москву вместе с тремя сотнями возов добычи. Последнюю новгородскую правительницу – Марфу Борецкую – насильно постригли в монахини. Иван III этим не ограничился. Аресты оппозиционно настроенных бояр сопровождались конфискациями их владений в пользу великого князя, что позволило ему прочно утвердиться на новгородских землях в качестве вотчинника. Аресты, казни, пытки и конфискации будут продолжаться до конца царствования Ивана. Но казалось, что его не устраивают сами новгородцы – вероятно, они совсем не вписывались в представления князя об идеальных подданных: много «умничали», надо полагать. Между 1487 и 1489 годами впервые в русской истории начнется депортация неугодного народа. Из города вывели более семи тысяч людей, целые семьи с чадами и домочадцами покинули насиженные места, землю и имущество и отправились в Москву. Их судьба неизвестна.