Николай Усков - Неизвестная Россия. История, которая вас удивит

Надо отметить, что унию еще в XV веке отвергли и восточные патриархи, но этот нюанс уже мало что менял в возгордившейся голове московского обывателя. «Твое же великое российское царство, третий Рим, всех превзошло благочестием; ты один во всей вселенной именуешься христианским царем», – обращается к Федору Ивановичу константинопольский патриарх Иеремия, прибывший в Москву для посвящения первого русского патриарха в 1589 году. Таким образом, политическое самомнение Москвы питалось религиозной самоуверенностью, и наоборот. Вместе они углубляли духовную изоляцию страны не только от вселенских патриархов греческого Востока, но и от епископата Южной Руси, которая входила в состав Речи Посполитой, а в канонических вопросах подчинялась патриарху Константинопольскому.

Положение начало меняться около середины XVII века, когда после многочисленных поражений первой половины столетия правительство Алексея Михайловича стало готовиться к войне с Речью Посполитой. Основной расчет был сделан на внутреннюю нестабильность Польши, прежде всего крайне напряженные отношения между «ляхами» и казацкой Русью. Отстаивая свои традиционные вольности от коронных притеснений, казачья старшина была озабочена поиском союзников. Поначалу она метнулась к крымским татарам и османскому султану, но затем предпочла конфессионально близких москалей.

Украинский гетман Богдан Хмельницкий впервые пишет московскому царю в 1648 году и сразу же распаляет его честолюбие посулами польской короны, дескать если «Ваша царская Велможност» только выдвинет свою кандидатуру на вакантный польский престол, то Войско Запорожское эту кандидатуру поддержит. В начале 1649 года Иерусалимский патриарх Паисий торжественно благославлял Богдана Хмельницкого в Софии Киевской «на войну с ляхами». Он же, Паисий, сопровождает первое посольство гетмана в Москву. И там же говорит Алексею Михайловичу, что тот должен стать царем не в какой-то там Варшаве, а в самом Константинополе: «Да будеши Новый Моисей, да освободиши нас от пленения». Так в русской истории впервые замаячит роковая мечта о Константинополе. Меньше чем через триста лет в Первой мировой войне она прикончит романовскую империю.

Игра, в которую начинает втягиваться Алексей Михайлович, заставит отнестись к контактам с другими Православными церквами иначе, чем делали его предшественники. Былое зазнайство быстро улетучится. Его сменит «низкопоклонство» перед всем греческим уже только потому, что будущий амбициозный план объединения Малой и Белой Руси с Великою, а потом и всего православного Востока требовал оставить свою гордую самобытность ради новых «вселенских» горизонтов.

Царь Московский по меньшей мере готовился стать Царем Всероссийским, а для этого необходимо было заручиться прочной поддержкой прежде всего Южнорусской церкви, находившейся в тесных контактах с греками. Без устранения существующих различий между Церквами об этом можно было и не мечтать. Так, в конце 40-х годов XVII века, когда переговоры между царем и гетманом Богданом Хмельницким только начались, на греческом Афоне состоялся собор всех его монастырей. Он признал двуперстие ересью, сжег московские богослужебные книги и собирался даже сжечь старца, у которого их обнаружили. Один из вселенских патриархов, разобрав дело, официально указал на ошибочность московских традиций. Держаться прежних обычаев становилось рискованно, тем более что посредниками на переговорах между гетманом и царем выступали именно греческие патриархи, тот же Паисий Иерусалимский, Гавриил Назаретский, Афанасий Константинопольский, Иосаф Коринфский и другие.

В этом контексте приведение обычаев Русской церкви в согласие со вселенским православием становится неизбежным. В феврале 1653 года Никон запрещает двуперстие. 2 июля царь издает грамоту о принятии Украины «под нашего Царского величества высокую руку». Параллельно в ссылки отправляются первые староверы, в том числе Аввакум. Осенью решение царя о включении Украины в состав России подтверждает Земский собор, торжественно объявлена война Польше. А в январе 1654 года украинская Переяславская рада уже присягает Алексею Михайловичу как своему новому государю. В конце марта – начале апреля 1654 года под председательством Никона соберется церковный собор, который решит провести «справу» всех русских книг по «истинным» греческим.

Хотя внешнеполитический успех Москвы окажется кратковременным, а ее господство над Украиной и в начале XVIII века будет шатким, раскол Русской церкви станет реальностью. Древнее благочестие пало первой жертвой проснувшегося зверя Российской империи. Он сделал несколько пока не слишком уверенных шагов из своего дремучего леса, оглянулся окрест, почесался да стряхнул с себя мох и паутину старины. Но раскольники не увидели в этом неуклюжем монстре великого будущего, а только знамение последних времен, образ зверя апокалиптического о семи головах и десяти рогах.

Показательна судьба Никона, который стал орудием большой русской политики, ошибочно полагая, что вознесен на свои вершины самим Богом. Никон пользовался титулом «великого государя», который из всех предстоятелей Русской церкви до того был закреплен, кажется, только за дедом Алексея Михайловича, патриархом Филаретом. Правда, в жилах Филарета текла царская, романовская, кровь, а в жилах Никона – крестьянская, мордовская. Филарет – племянник царя Ивана Грозного, двоюродный брат царя Федора Ивановича и, наконец, отец царя Михаила Федоровича. А кто такой Никон? Никитка Минов. Так его звали в миру. Незначащий червь мира сего, дерзнувший называться «великим государем».

Правда, одного титула Никону было мало. Он считал себя не только равным природному царю, Алексею Михайловичу, но даже осмелился ставить духовную власть выше светской: «…солнце нам показа власть архиерейскую, месяц же показа власть царскую, ибо солнце вящи светит во дни, яко архиерей душам, меньшее же светило – в нощи, еже есть телу».

Очень скоро «меньшее светило», то есть царь Алексей Михайлович, даст понять патриарху, что в России вообще-то существует только одно светило. Именно оно зажигает остальные. Ну или тушит. Блистательно исполнив роль тарана русской старины, Никон стал не нужен. Царь Алексей легко очаровывался людьми и был, вероятно, даже привязан к патриарху. Но Никону в какой-то момент отказало чувство меры, а главное, чувство места – важнейшее для любого прирученного любимца, состоящего при особе абсолютного монарха.

По иронии судьбы, Никона прикончат тем же «вселенским» оружием, которым он разил своих врагов – староверов. Патриарха низложит, наверное, самый представительный православный собор в истории Русской церкви, поистине вселенский, который будет заседать в Москве в 1666–1667 годах. На нем присутствовали 12 иностранных архиереев, в том числе два вселенских патриарха, Александрийский и Антиохийский, пять митрополитов Константинопольского патриархата, другие представители Православных церквей Востока. Этот же собор окончательно анафематствует раскольников и пригрозит им «телесными озлоблениями».