Николай Усков - Неизвестная Россия. История, которая вас удивит

Я, кстати, выступаю за первоначальный облик Александровского сада, но без мужика в мешке, без коняк и балясин. Но это потому, что я ретроград. Теперь получилось даже лучше, чем я рассчитывал. За якобы Гермогеном воссияла стела, некогда переделанная в честь духовных прародителей Гулага, затем переделанная снова в честь расстрелянной семьи Романовых. Но самое замечательное заключается в том, что стела была переделана с многочисленными ошибками, в том числе орфографическими. В частности, русское слово «память» нынешние защитники всего подлинно русского написали с твердым знаком вместо мягкого. В результате этот обелиск стал (очевидно, против воли его создателей) метафорой интеллектуальной деградации страны, которая от Романовых перешла не пойми к кому и где-то там и осталась.

В нынешней конфигурации Александровский сад превращается в выдающийся памятник культуры постмодерна. Прямо под стенами Кремля, цитадели официоза и державности, развернут настоящий паноптикум. Не туда ходят ряженые испитые «казаки» бороться за нравственность. Оставьте нудного традиционалиста Гельмана в покое. Контрискусство проникло в сердце нашей родины. Прямо под священными стенами Кремля мы обрели самый разоблачительный памятник эпохи. Целующиеся менты блекнут перед ансамблем, простирающимся от мучающегося геморроем маршала Жукова, верхом на мутанте, до романовской стелы с орфографической ошибкой, мужика в мешке и медведей. 5 минут хода, и все 25 лет амбиций, иллюзий, комплексов и заблуждений новой России как на ладони. Вот он, наш единый учебник по истории.

1913 год был последним мирным годом царской России, по которому до сих пор сверяют успехи и неудачи страны. В 1913 году увидела свет «Весна священная» композитора Игоря Стравинского. Она стала абсолютной вершиной дореволюционного музыкального, визуального и пластического искусства.

Кроме того, 1913-й – год триумфального трехсотлетия дома Романовых. Его четырехсотлетие, которое мы отметили в 2013-м, уже скорее трагическая дата. Оглядываясь назад, мы понимаем, что вопреки революциям и потрясениям XX века, в которых сгинула в том числе и значительная часть семьи Романовых, Россия как была автократической страной, так ею и остается. Проклятые вопросы русской жизни не только не сняты. К ним добавились апатия и разочарование.

Прошедшей зимой мне случилось ехать на машине из Москвы в Петербург. Как всякая дорога в России, этот путь проходил не только в пространстве, но и во времени – от Москвы XXI века до глуши Тверской губернии, благополучно оставшейся в веке XVII, от одного призрака прошлого – к другому.

«Един, оставлен среди природы пустынник! Вострепетал. «Несчастный, – возопил я, – где ты? Где девалося все, что тебя прельщало? Где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта?» – этим словам Радищева больше двухсот лет. Примерно то же думал я, сидя в бесконечной пробке из фур на трассе Москва – Санкт-Петербург. «Несчастный, – возопил я, – где ты?» – «Вышний, блин, Волочек», – процедил водитель.

Радищев путешествовал летом, я отправился в путь зимой. Тем не менее мои ощущения мало чем отличались от радищевских. Запруженная машинами битая дорога, ветхие хижины с полузаколоченными окнами (нет, люди там живут, просто они так греются), редкие, ковыляющие по сугробам согбенные сограждане и полное отсутствие остро необходимого в таких условиях алкоголя решительно во всех ресторанах и кафе вдоль дороги – словом, все сообщало путнику антигосударственные мысли невероятной разрушительной силы.

На Радищева, двигавшегося с другой стороны, эти мысли обрушились в районе деревни Любань, всего в 85 километрах от Санкт-Петербурга. Устав от неровностей дороги, дедушка российского революционного движения вылез из кибитки и пошел пешком. На беду царскому самодержавию, Александр Николаевич встретил русского мужика и имел с ним беседу об ужасах крепостничества. Не вышел бы из кибитки, может, как-нибудь бы и обошлось. Увы, не обошлось. «Вдруг почувствовал я быстрый мраз, протекающий кровь мою, и, прогоняя жар к вершинам, нудил его распростираться по лицу. Мне так стало во внутренности моей стыдно, что едва я не заплакал». Там, в Любани, родилась российская интеллигенция, точнее, ее главный атрибут – комплекс вины перед угнетенным народом, который вскоре взлелеет разнообразных чудищ, постепенно разрушивших и старую Россию, и ее патриархальный народ.

Радищев – провозвестник страшного краха страны – явился, казалось бы, в момент ее наивысшего триумфа – в век Екатерины. Пушечные салюты в честь побед нашей армии и флота гремели тогда едва ли не каждую ночь, а императрица мечтала о том, что ее внук сядет на трон возрожденной Византии. Для чего и крещен был Константином.

Другой русский император, уже почти закрепивший за собой Константинополь, – Николай II (Константинополь должен был отойти России по соглашению с Антантой), – на той же проклятой дороге, пытаясь прорваться к семье в Царское Село, но угодивший в западню, устроенную восставшими солдатами и железнодорожниками, принимает решение об отречении. «Ночью повернули с Малой Вишеры назад, так как Любань и Тосно оказались занятыми восставшими» – это та самая Любань, где столетием раньше родилась российская интеллигенция. «Поехали на Валдай, Дно и Псков… Стыд и позор!» Эти слова Николай II записал 1 марта 1917 года, 97 лет назад. Российской империи оставался один день. Где-то в Старой Руссе царский поезд сделал короткую остановку. Здесь Николай II получил ответные телеграммы командующих фронтами на свой запрос об отречении. Все командующие высказались «за».

Старая Русса – мелкий провинциальный городок Новгородской губернии, известный, пожалуй, лишь тем, что там Федор Михайлович Достоевский писал роман «Бесы» про прямых наследников Радищева. Теперь победившие бесы, хмуро злорадствуя, смотрели на царский поезд, зачем-то остановившийся на заснеженной пустой станции.

Русса известна с XI века как «Роуса». Не напоминание ли это о варягах ruotsi – руси, которые дали имя самой стране, основали династию, правившую Русью до конца XVI века и на исходе своем породнившуюся с Романовыми?

За дорогой Радищева, Достоевского и Николая II лежит куда более древний путь – из варяг в греки, по которому, в частности, в 882 году прошли ладьи конунга Ольгерда завоевывать Киев. Одним из волоков на этом древнем пути был и тот самый Вышний Волочек, где я угодил в бесконечную пробку и бесконечную же апатию. Круг замкнулся.

Однажды я задумался: а как бы выглядела Россия, не случись в ней революции 1917 года? Ну, во-первых, у империи было бы одной проблемой больше. Согласно предварительным договоренностям с Антантой России должен был отойти Константинополь. Такова была давняя мечта Екатерины Великой. Понятно, что никакой Восточно-Римской империи в XX веке не случилось бы. Я так и вижу националистическую прессу, которая чествовала бы Николая как второго Олега, прибившего свой щит на вратах Царьграда. Александр Блок написал бы своих «Скифов» в оптимистическом ключе, славя их второе пришествие на Босфор: