Борис Джонсон - Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

Следующие 45 секунд вся страна находилась в каком-то припадке. Банки пива остались на полу, все подались вперед. Пульс нации участился. Руки вскинулись к лицам. Кровь взрывала капилляры. Раздавались непроизвольные вскрики.

По всему Соединенному Королевству в тот солнечный августовский вечер толпы стояли и следили за событиями на больших экранах, детей усадили на плечи взрослых, чтобы они не пропустили историческое событие. На станции метро «Лондонский мост» сотни людей начали скандировать его имя, в Гайд-парке — десятки тысяч. А олимпийский стадион как будто превратился в ревущую турбину: казалось, что рев зрительской толпы физически вращает его.

Когда до финиша осталось несколько сот метров, на плечах этого тонкого парнишки из Фелтема было четыре или пять соперников, и каждый раз, когда кто-то из них пытался вырваться вперед, мы еще громче орали его имя. «Мо! Мо! Мо!» — орала толпа, это имя сливалось в мощный неразличимый гласный звук, который гнал его к линии финиша, он летел как ветер и сумел сдержать последний отчаянный рывок соперника — 22-летнего эфиопа Гебремескеля, хотя оба они, казалось, прибавили в конце. Когда он пересек финишную линию, от изумления и восторга он просто вытаращил глаза с ослепительно чистыми белками.

Он шлепнул себя по блестящему черепу в каком-то невероятном экстазе, опустился на колени и вскинул вверх руки, как будто его сразили выстрелом в спину, словно в каком-нибудь фильме про войну во Вьетнаме.

Британия обрела нового героя — дважды золотого медалиста в беге на длинные дистанции. На следующий день все газеты вышли с портретом Мо на первой полосе: он или танцует свой «мобот» — руки на голове в форме буквы «М», или позирует с Усэйном Болтом. Попросите большинство британцев назвать ярчайший момент Игр 2012 года, и они назовут победу Мо — «момент Мо».

Люди любят его и тепло говорят о его открытости, скромности и искренности.

Когда я пишу эти строки, его огромное фото сверкает улыбкой с лондонских билбордов — корпорации поздравляют себя с правильным выбором объекта спонсорства и продают с ним все, что им нужно продать. Сейчас тем более странно вспоминать, что во время подготовки британской команды к Играм именно ему нанесли особенно грубое и гадкое оскорбление.

Некоторые газеты обозвали его «фальшивым британцем». Он, видите ли, родился в Сомали — как будто это лишает его права бежать за британскую команду Одна газета в марте 2012 года даже напечатала заметку под заголовком «Фальшивые британцы оскорбляют наши Игры». Эта газета написала, что всего их 61 — «фальшивых британцев», включая Мо Фараха и всех других рожденных за пределами Великобритании.

Само понятие «фальшивый британец» какое-то странное. Разве то, что вы родились за границей, делает вас «фальшивым»? Тогда 40 % жителей Лондона фальшивые. А в таких графствах, как Вестминстер, Ньюэм и Брент, людей, рожденных за границей, почти 50 %. Так что обвинение это абсолютно идиотское, а в случае Мо Фараха — просто смешное. Да, он родился в Могадишо в 1983 году, и действительно, когда он приехал сюда в возрасте 8 лет, не знал ни слова по-английски и не умел ни читать, ни писать в общем-то ни на каком языке. Правда и то, что его счастливая физиономия с выпученными от восторга глазами вызвала крики радости не только в Британии, но и по всему Сомали.

Его мать, и братья, и еще куча родственников все еще живут там — они живут в такой глуши в Северном Сомали, что в день его победы им пришлось пройти пешком шесть с половиной километров по саванне в поисках ближайшего телевизора. Но, когда он принимает вас у себя в квартире в Теддингтоне, он говорит не на каком-то сомалийском диалекте, а на самом что ни на есть чистом лондонском английском языке.

Мы сидим с ним на диване, глядя сверху на Буши-парк — удобное место для его тренировок, — а его жена Тания готовит нам чай. Его приемная дочь Рианна крутится вокруг, снимая все происходящее на видео, а два крошечных младенца спят в плетеных колыбельках. Это близнецы Айша и Амани, которые родились сразу после его двойного золотого успеха, — они спят с обманчивым спокойствием младенцев. Мо только оторвался от игры в футбол на PlayStation — он завзятый болельщик «Арсенала».

На нем футболка и тренировочные штаны, его босые бледные ноги — как на картинах Эль Греко — ступают по ковру. Он рассказывает мне свои смутные воспоминания о детстве в Сомали, о гражданской войне между севером и югом.

«Это одна страна, одна религия, один язык, но беда в том, что люди не образованны. Как ты знаешь, в Африке почти везде для людей важно их племя. Вражда племен приводит к войне».

Он говорит, что может отличить людей с севера или юга Сомали по внешнему виду. Не по зубам — у многих сомалийцев, как и у него, характерные большие резцы, — а по цвету кожи. Он вспоминает, как бегал по улицам Могадишо, пока не началась война и город стал небезопасным для северян. Они уехали в Джибути, а потом его отец — специалист по информационным технологиям — перебрался в Лондон и поселился в западной его части.

В школе Мо было непросто — ведь он не знал английского. Когда он слышал, как мальчишки кричат: «А ну! Давай!» — он думал, что это такое приветствие, и не знал, что так обычно лезут в драку Как-то раз юный Мо, желая присоединиться к игре, крикнул группе мальчишек: «А ну! Давай!»

Его тут же поколотили.

Учитель физкультуры Алан Уоткинсон взял его под свое крыло. На футбольном поле Уоткинсон заметил у мальчика поразительную способность переключать скорость — ему удавались невероятные ускорения. «Он посоветовал пойти в секцию бега, а я придумывал любые отговорки, только бы отвертеться, потому что я хотел играть в футбол».

«А в футбол играть — хорошо получалось?»

«Вообще-то нет. Мне казалось, что получается, но, если серьезно, у меня не было техники. Я умел пасовать, но вести мяч и обводить не мог. Меня обычно ставили на правый край — там я и играл. Как-то я был на “Радио-5”, и мой бывший футбольный тренер, Терри, позвонил в прямой эфир, и я его спросил: “Я хорошо играл?”, а он говорит: “Ничего хорошего”, тогда я спрашиваю: “А зачем же ты ставил меня на игру?” — и он сказал: “Понимаешь, ты бегал от бровки до бровки и успевал вернуться назад”».

Мо благодарен Уоткинсону и помнит, как тот взял его, шестнадцатилетнего, на молодежную Олимпиаду во Флориде. «Мы посетили все аттракционы Диснейленда в Орландо. Я вернулся другим человеком. Эта поездка изменила меня — я захотел стать бегуном, а не футболистом. Мне захотелось заниматься чем-то не потому, что кому-то это нужно, а потому, что сам вижу в этом смысл, — за какое-то вознаграждение».

Мо постепенно освоился в школе, и его учеба наладилась, хотя, когда он попал в университет Св. Марии в Туикенеме, он все еще был диковат.