Array Коллектив авторов - Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями

Практика комментариев помогла расширить «пространство борьбы»: в «Ленте» появились новые формы. Огромной удачей стали текстовые онлайны. Читатели писали в редакцию слезные письма с просьбой разрешить им посмотреть хоккей вместе с Андреем Мельниковым и Сашей Поливановым. А уж онлайны президентских пресс-конференций и общений с народом оказались единственно возможным способом сохранить рассудок и здравый смысл в потоке официоза. Невозможно забыть и ведшиеся сутками хроники войны в Южной Осетии или Майдана. И они не были бы тем, чем стали, если бы редакторы не умели писать новости, а заодно и выжимать из них ультракороткий дайджест в считаные минуты.

Если бы не было высокого рабочего стандарта новостей и комментариев, то редакция не сумела бы выдержать собственный вес тогда, когда появились спецкоры: самый блистательный репортаж, самая яркая колонка в окружении невыразительных новостей и скучных комментариев не заиграла бы и быстро канула в Лету.

Я вспоминаю эти подробности, потому что мне кажется, что из каждодневных, кажущихся бесконечно скучными постороннему человеку приемов складывалась редакторская практика, которая, в свою очередь, формировала картину дня. Когда старой «Ленты» не стало, то многие читатели, не говоря уже о коллегах-журналистах, отметили, что эта самая картина дня попросту перестала существовать – остались фрагменты и эпизоды. Мы сами не осознавали, насколько важно для нас было чтение «Ленты» каждый день. Вот когда ее не стало, тогда стало по-настоящему пусто и жутко. И вот уже той «Ленты» нет, и пишу я не статью, а что-то вроде мемуаров, и с какой же готовностью ради этого я отодвигаю все домашние дела, потому что мое настоящее дело – «Лента», хотя бы и как воспоминание.

Дмитрий Ларченко – редактор, веб-продюсер; работал в «Ленте. ру» с перерывами с 2003-го по 2012-й – новостным редактором, шеф-редактором, руководителем отдела спецпроектов и приложения «Мотор»

Простите, я начну с конца. Сначала расскажу идею: для меня «Лента. ру», пожалуй, всегда была местом силы, где ты можешь раскрыть свои возможности, в том числе те, о которых даже не подозревал. И поэтому мой рассказ будет немного эгоцентричным – что-то вроде того, как я любил «себя в искусстве». Но вроде как формат позволяет…

Это было 11 февраля 2003-го. Мне тогда было 22 года, и перед этим я относительно неудачно съездил в Америку по программе Work and Travel – точнее, съездил вполне удачно, но несколько задержался, и заместитель декана на ФФМ МГУ, где я тогда учился, заставил уйти в академ за пропуск 19 учебных дней сверх меры. Всю осень и почти всю зиму я пытался (неудачно) устраиваться в фармкомпании, писал и пел песни, выступая по клубам; при этом, собственно говоря, очень хотелось какого-то осмысленного, важного дела.

Совершенно не ожидал, что таким важным делом окажется «Лента». По рекомендации девушки, которая устраивала нашей группе концерты, я пришел туда писать медицинские новости. Меня как-то сразу взяли и посадили за компьютер: мол, начинай. Я спросил: сколько новостей нужно в день? Мне ответили: восемь. Поскольку до ухода всех моих «наставников» я написал лишь четыре, то попросил оставить меня с ночной сменой, чтобы таки выполнить задачу. На следующий день я, по совету Жени Паперного, подошел к Тимченко и представился (я спрашивал: «Как называть, на ты, на вы, или, ну в общем, как у вас принято?») ровно как научили: «Здравствуй, Тимченко. Я Ларченко».

И как-то понеслось все очень быстро. Оказалось, в первый день своей работы я совершенно случайно написал первую в России новость про эпидемию SARS (помните была такая атипичная пневмония?), заголовок был что-то вроде: «От неизвестной болезни скончались пять китайцев». Уже через месяц это стало главной темой новостей в мире. А значит, мои тексты стали регулярно появляться в «семерке новостей» и на морде «Ленты» – для этого пришлось довольно быстро научиться хорошо их писать (у меня с выражением мыслей на бумаге всегда были проблемы), а на «Медновости», бывшие тогда приложением «Ленты», полился благородный новостной трафик.

В общем, попал в струю, заразился азартом, и сейчас уже понимаю, почему: я всегда боялся, что я, как и свои родители, буду всю жизнь ходить на работу и заниматься одним и тем же. А тут внезапно вроде и деньги платят, и в то же время вроде бы дают тебе учиться. Хочешь писать лонгриды – пожалуйста. Хочешь искать китайцев-медиков по ICQ (социальных сетей тогда не было, и вообще Интернет немного отличался от нынешнего) и выпытывать у них, что на самом деле происходит с эпидемией – на здоровье. Я быстро освоился со всеми существовавшими тогда форматами (писал не только в «Медновости», но и что-то общечеловеческое в «Ленту») и просто ловил кайф оттого, что все время движешься вперед.

Еще в «Ленте. ру» для меня была магия. Где-то за год до прихода туда я в ЖЖ написал о своих главных мечтах – штук 50 их, что ли, было. И главной из них почему-то оказалась такая – попасть на концерт Пола Маккартни. Человека, с которого, наверное, началось мое серьезное увлечение музыкой. Почему-то я верил, что он умрет скорее, чем приедет в Москву.

Тут вижу – афиша. 2003 год, концерт в Кремле, и на нем волшебное слово – аккредитация. Я знал, что некоторые коллеги иногда аккредитовывались на «Ночь пожирателей рекламы». Поэтому я, конечно, сразу попросился от редакции на Маккартни (а тогда интернет-изданиям пиарщики довольно часто отказывали в близости), написал анонс концерта и получил заветный бейджик.

Это было круто. Внезапно осуществилась моя главная мечта: я стоял на концерте в первом ряду, а перед этим даже попал на пресс-конференцию (которая была очень короткой и неудобной) и задал Маккартни аж три вопроса. В это время у меня так дрожали коленки и микрофон, что страшно вспомнить.

Под впечатлением я всю ночь обсуждал с Женей Арабкиным (он потом стал первым регулярно писать в «Ленте» о музыке) каждый выхваченный нами из концерта момент. Закончили в четыре часа утра на улице Гиляровского. Там, видимо, из-за проходившего в тот же день «последнего звонка», скопилась огромнейшая пробка из очень дорогих машин, владельцы которых ехали в клуб «Цеппелин». И в одном кабриолете очень громко играла песня «Я не забуду никогда твои глаза, твою улыбку».

– Как это можно, так громко такую музыку в такое время? И вообще, кто это все поет? – спрашивает Женя Арабкин.

– Наверное, Дима Билан, – отвечаю я. – Он сейчас все у нас поет.

– А кто это?

И тут из кустов за этим «Мерседесом» вылезает Дима Билан с каким-то молодым человеком. С непроницаемым выражением лица я показал на него рукой и сказал: