Вадим Долгов - Потаенная жизнь Древней Руси. Быт, нравы, любовь

Рахманы в контексте летописного текста – пример благочестивого существования. В ПВЛ нигде не акцентируется внимание на том, христиане ли они, понятно только, что они отличаются святой жизнью. Они не имеют никакого имущества, даже одежды, поэтому и называются «нагомудреци». Глава у них – игумен. Кормятся они тем, что дает им природа. Жены и дети их предстали перед Александром, «яко стада на пастве». Они сразу предупреждают, что воевать с ними бесполезно – у них нечего взять. Зато они очень мудры. Александр задает им различные вопросы, похожие на загадки. Например, «что есть боле, земля или море?». Они же реша: «земля, ибо то само море землею подъдержится». Пакы же въпроси: «Что есть во всехъ животныхъ лукавее?» Они же реша: «человекъ» и т. п.

В образе «нагомудрецов» рахманов в романе дается модель некоего совершенного общества, построенного на доведенных до логического завершения евангельских максимах. Они не имеют собственности, полагаются во всем на волю Божию. Не воюют, проводят время в молитвах. В то же время в тексте проводится мысль об ограниченности показанного идеала, недоступности и, что особенно важно, необязательности его для широких масс. Она видна в диалоге, которым завершается встреча царя с «нагомудрецами». Рахманы спрашивают у Александра, для чего ему все его победы, если он не бессмертен, ведь он не сможет ничего унести в могилу. На это великий полководец отвечает, что, во-первых, как и все в мире, действует он по промыслу Божию, а не по своей личной воле. И, кроме того, если бы все люди «единъ нравъ имели, празденъ убо бы весь миръ; по морю быша не плавали, земли быша не делали, детино роженье не было». По сути, это был один из вариантов ответа о смысле жизни в древнерусской литературе.

Еще более впечатляющие черты приобретает Индия в «Сказании об Индийском царстве» – греческом литературном произведении XII в., попавшем на Русь, как предполагают, в XIII–XIV вв. «Сказание» построено в виде ответа мифического индийского царя Иоанна византийскому императору Мануилу, пожелавшему узнать о силе царства и его чудесах. Иоанн, «царь и попъ, над цари царь», описывает свою страну. Она огромна. В одну сторону нужно идти десять месяцев, а до другой стороны дойти невозможно, потому что там «соткнуся небо с землею». Страна населена разнообразными чудовищными народами. В одной области живут немые люди, в другой – рогатые, в третьей – трехногие, а иные люди – девяти сажен, а иные – с четырьмя руками, а иные – с шестью. Кроме того, есть земля, где у людей половина тела собачья, половина – от человека. Существуют в «Индии» люди, у которых глаза и рот располагаются на груди. Есть такие, у которых сверху – большие рты, другие имеют скотьи ноги. Есть люди, которые наполовину птицы, а у других собачьи головы. При всем при том страна православная: Иоанн «поборник по православной вере Христове». Далее идет описание различных чудес, которыми богата «Индия» и которые могут дать представление о ее истинном величии. В стране водятся чудесные звери: например, «крокодилъ зверь лют есть, на что ся разгневает, а помочится на дерево или на ино что, в той час огнем сгорит». И, кроме того, «есть в моей земли петухы, не нихже люди яздять» (возможно, имелись в виду страусы?).

Несмотря на то что «Сказание» является переводным греческим произведением, образ Индии как «далекой, прекрасной, богатой, но вместе с тем немного пугающей страны» прочно вошел в древнерусскую культуру. В качестве таковой она фигурирует в эпосе, в былинах о Дюке Степановиче. Многие списки «Сказания» имеют предисловие, в котором царь Иоанн говорит послам: «Цены твоего цараства не хватит тебе на хартию, потому что невозможно тебе описать моего царства и всех чудес моих». В былине находим аналогичный сюжет. «Дюкова матушка» говорит послу Добрыне:

Сходным образом изображается «городской ландшафт». В «Сказании»: «В верху тех полат учинена два яблока златы, в нихже вковано по великому каменю самфиру, того ради, дабы хоробрость наша не оскудела. Суть бо 4 камени на столпех, того ради, дабы потворницы не могли чаров творити над нами» и т. д. В былине:

Архетип построения всех чудес примерно одинаков. Они строятся в основном на увеличении количественных характеристик хорошо знакомых в повседневной жизни явлений или предметов, т. е. на гиперболизации (искатели жемчуга ныряют в воду на 3–4 месяца, чтобы обойти царский дворец, нужно пять дней, и пр.). Таким образом, представление о дальних странах практически сливается в древнерусском сознании с мифом, былиной и сказкой.

О степени проникновения книжных знаний в народную культуру можно судить по фактам, приводимым в книге В.К. Шохина, посвященной культурным связям Индии и Древней Руси: «В южнорусском фольклоре индийские рахмане не только сохранили свое книжное имя, но и дали русскому языку ряд новых слов. Так, в Галицкой области была издавна распространена поговорка «Постимся яко рахмане», а на Черниговщине сложилось прилагательное «рахманный», употреблявшееся в значении «кроткий», «тихий», «ласковый». Примерами такого словоупотребления служат выражения «рахманна детина», «рахманный кинь».

Если суммировать все сведения, которыми располагал человек XI–XIII вв. в области географии, то общий объем их будет достаточно велик. Помимо хронографов и апокрифов, в распоряжении древнерусского читателя были сочинения почти «естественнонаучного» характера, в которых, при посредстве византийской книжности, Древняя Русь могла познакомиться с античными географическими представлениями. Часто сведения, содержащиеся в этих произведениях, были весьма устаревшими, к началу II тыс. н. э. европейская наука продвинулась вперед, но для Руси в тот момент это было не так важно, поскольку сочинения античных географов были принесены в русскую культуру в сакральной оболочке «священных писаний» и воспринимались интеллектуальной элитой совершенно некритически, как данность, как божественное знание. Такое восприятие было обусловлено, во-первых, тем, что информация эта не была предназначена для практического использования, а как уже было сказано, носила большей частью мировоззренческий характер, а во-вторых, сама система накопления знаний была ориентированна на книжные сведения, которые могли быть отвергнуты ради эмпирических показаний только в самом крайнем случае, когда конфликт между теоретической конструкцией и жизненным опытом был слишком очевиден. Применительно к дальним странам, о которых писали античные и византийские авторы, эмпирика отсутствовала, тем самым никакого дискомфорта в построении картины мира на далеко не всегда точных фактах древнерусский книжник не испытывал. Среди переведенных с греческого произведений, читая которые на Руси представляли себе мир, следует отметить «Слово о правой вере» Иоанна Дамаскина, «Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского, «Христианскую топографию» Козьмы Индикоплова и «Толковую палею», в которой также можно найти некоторые географические сведения.