Оливер Стоун - Нерассказанная история США

Испытания бомбы привели и к другим непредвиденным последствиям. Ужасающая мощь водородных бомб и слегка завуалированная угроза ядерной войны стали играть более заметную роль в международной дипломатии. Ядерная угроза повлияла на поведение основных участников Женевской конференции гораздо больше, чем это было заметно большинству. Вскоре после испытания бомбы Черчилль признался на заседании парламента, что данная тема занимает его мысли «несравнимо больше, чем любая другая». Даллес встретился с ним в начале мая и потом заявил Эйзенхауэру: он увидел, что «англичане, особенно Черчилль, до смерти напуганы призраком ядерных бомб в руках русских». Энтони Иден связал этот страх с событиями на Женевской конференции. «Это была первая встреча на международном уровне, – заметил он, – на которой я остро ощутил сдерживающую силу водородной бомбы. И я был благодарен за это. Я не верю, что мы смогли бы провести Женевскую конференцию от начала до конца и избежать большой войны, не будь у нас бомбы» 173.

Случай с «Фукурю-мару» тоже усилил международное движение против ядерных испытаний и популяризировал ранее непонятный термин «радиоактивные осадки». Появились и новые сомнения в «Новом взгляде» Эйзенхауэра.

Особенно острой реакция на события оказалась в Японии, где послевоенные попытки США подвергнуть цензуре обсуждение атомных бомбардировок не увенчались успехом и не смогли стереть память о том, что сделали США с Хиросимой и Нагасаки. Петиция с призывом запретить водородные бомбы, распространяемая домохозяйками Токио, собрала 32 миллиона подписей – неслыханное количество, соответствующее трети всего населения Японии.

Пытаясь помешать дальнейшему распространению антиядерных настроений, Комитет по координации операций СНБ посоветовал правительству начать «энергичное продвижение мирного применения атомной энергии» и предложить Японии построить экспериментальный ядерный реактор 174. Специальный уполномоченный КАЭ Томас Мюррей поддержал этот «волнующий и христианский жест», искренне веря, что он «мог бы поднять нас всех над воспоминаниями о кровавой бойне» Хиросимы и Нагасаки 175. Washington Post высказала горячее одобрение данному проекту, рассматривая его как возможность «отвлечь человечество от навязчивой идеи гонки вооружений», и с неожиданным смирением добавила: «Многие американцы уже знают… что в атомной бомбардировке Японии необходимости не было… Разве можно компенсировать ущерб лучше, чем обеспечив Японию средствами мирного использования атомной энергии? Не это ли лучший способ рассеять мнение азиатов, что США видят в них только пушечное мясо?»

Какой бы жестокой иронией это ни казалось, но Мюррей и конгрессмен от Иллинойса Сидни Йейтс предложили построить первую атомную электростанцию в Хиросиме. В начале 1955 года Йейтс внес законопроект, позволяющий построить электростанцию мощностью 60 тысяч киловатт в том самом городе, который меньше десятилетия назад стал первой мишенью для атомной бомбы.

За последующие несколько лет американское посольство, ЦРУ и Информационное агентство США (ЮСИА) вели широкую пропаганду и просветительскую кампанию, чтобы убедить японцев отказаться от укоренившегося враждебного отношения к ядерной энергии. Японская газета Mainichi осудила эту кампанию: «Сначала нас крестят радиоактивным дождем, затем окатывают волной практицизма и меркантильности под маской “мирного атома” из-за границы» 176.

Через месяц после «Касл Браво» газета New York Times сообщила, что недавние испытания подтвердили опасения Силарда и Эйнштейна, что создание кобальтовой бомбы совершенно реально. Это заявление вызвало широкие обсуждения скорректированных оценок Силарда, считавшего, что радиация от взрыва 400 водородных кобальтовых бомб весом в одну тонну каждая будет такого уровня, что вся жизнь на планете прекратится 177.

Еще через два дня на первой полосе Los Angeles Times опубликовали статью с отрезвляющим известием: японский ученый Цунесабуро Асада сообщил Японскому фармакологическому обществу, что Советы производят азотную бомбу – водородную бомбу, окруженную азотом и гелием, – опасную настолько, что, «если 30 таких бомб взорвать одновременно, через несколько лет погибнет все человечество» 178. Как будто эта информация была недостаточно пугающей, в феврале следующего года Отто Ган, Нобелевский лауреат из Германии, тот самый физик, который первым расщепил атом урана, сократил потребное для всеобщего уничтожения количество кобальтовых бомб с 400 до 10. Об этом он заявил в радиообращении, которое можно было услышать почти по всей Европе 179.

Хотя кобальтовая бомба так и не была создана, возможность такого события превратилась в самый пугающий кошмар десятилетия. Члены команды «Фукурю-мару» провели в больнице больше года. Еще находясь в больнице, один из них с горечью сказал: «Судьба, подобная нашей, угрожает всему человечеству. Передайте тем, кто в этом виноват. Дай-то Бог, чтобы они прислушались» 180.

В октябре 1962 года США и СССР готовились к войне. Ядерные ракеты были нацелены на важнейшие военные объекты и крупнейшие города вероятного противника. Мир подошел куда ближе к грани ядерной катастрофы, чем думало большинство людей. Десятилетиями утверждалось, что гибели всем нам удалось избежать благодаря искусному руководству и решительности Джона Ф. Кеннеди, с одной стороны, и трезвому реализму Н. С. Хрущева – с другой. Руководители двух самых могучих государств планеты сумели мирно разрешить Карибский кризис, однако оба они понимали, как трудно направлять события, когда мир неудержимо скатывается к катастрофе. Из опыта тех напряженных дней они извлекли важный урок: мир может не пережить холодной войны, если она будет продолжаться и дальше. Усилия обоих лидеров могли привести к краху их собственной политической карьеры, зато давали возможность свободнее вздохнуть всему остальному человечеству, в страхе затаившему дыхание.

В действительности у Никиты Хрущева было много общего с предшественником Кеннеди, Дуайтом Эйзенхауэром. Оба были выходцами из бедных семей. На фото Айка [84], сделанном во время его учебы в пятом классе школы городка Эбилин (штат Канзас), можно увидеть, что он одет в рабочий комбинезон, тогда как на всех остальных детях праздничная одежда. Хрущев, выходец из крестьянской семьи, внук крепостных, всю юность проработал пастухом, шахтером, машинистом. Хотя он проявил крайнюю жесткость на посту руководителя Компартии Украины в 1930–1940-е годы и при подавлении восстания в Венгрии в 1956-м, он мог быть и остроумным, и обаятельным, и жизнелюбивым. Он стремился направить Советский Союз по новому пути развития. На XX съезде партии в феврале 1956 года он обвинил Сталина в установлении диктатуры «всеобщей подозрительности, страха и террора» 1. Он осудил культ личности Сталина и начал процесс десталинизации, в котором страна столь остро нуждалась. Как и Эйзенхауэр, он был участником Второй мировой войны, а потому война была ему глубоко отвратительна. И он верил в преимущества советской системы так же, как Эйзенхауэр верил в преимущества капитализма. Чтобы доказать превосходство социализма, Хрущев начал резкое сокращение военных расходов, чтобы направить больше средств на повышение жизни населения, чем долгое время приходилось жертвовать ради обороны страны от врага, считавшегося непримиримым.