Оливер Стоун - Нерассказанная история США

Джордж Буш-младший, отменивший в 2011 году свою речь в Швейцарии из-за опасений столкнуться с массовыми протестами и риска быть обвиненным в военных преступлениях, а также его советники с имперским образом мышления несли львиную долю ответственности за столь плачевное положение дел. В результате их действий Барак Обама и весь американский народ столкнулись с полнейшим хаосом, царившим в стране и мире. Обама признавался одному из своих ближайших советников: «Я унаследовал мир, который может взорваться в любую минуту дюжиной различных способов…» 2

Обама произносит речь перед своими сторонниками на митинге в Хартфорде (штат Коннектикут) в декабре 2008 года (на заднем плане члены избирательного штаба Обамы, включая Кэролайн Кеннеди – вторая слева – и ее дядю Теда – третий слева). Красивая риторика молодого и энергичного кандидата породила заоблачные ожидания. Но, несмотря на надежды прогрессистов на то, что Обама станет продолжателем дела Франклина Рузвельта, Генри Уоллеса и Джона Ф. Кеннеди в годы, последовавшие за Карибским кризисом, первые три года его правления принесли глубочайшее разочарование.

Страна, которую унаследовал Обама, действительно пребывала в состоянии разрухи, но он во многом ухудшил ситуацию еще больше. Он оказался в Белом доме на волне народной эйфории, очаровав избирателей красивыми речами, блестящим умом, безупречной биографией, обещанием защищать гражданские права, отказом от односторонних действий и резким неприятием иракской войны. В общем, полная противоположность Бушу. Избрание президентом Барака Хусейна Обамы, сына темнокожего кенийца и белой американки из Канзаса, выросшего в Индонезии и на Гавайях, окончившего Колумбийский университет и возглавившего Harvard Law Review , казалось чем-то вроде искупления грехов страной, чья репутация была запятнана неоднократно упоминавшимися в этой книге расизмом, империализмом, милитаризмом, бряцанием ядерным оружием, уничтожением окружающей среды и безграничной жадностью. Ошибочная политика США принесла множество бед. Поэтому в избрании Обамы многие действительно видели искупление. Он напоминал им о других страницах американской истории: об идеализме, вере в равенство, в Конституцию, в республику, гуманность, экологию и принятие свободы и демократии в качестве универсальных принципов. Прогрессисты надеялись, что Обама станет продолжателем дела Франклина Рузвельта, Генри Уоллеса и Джона Ф. Кеннеди в годы, последовавшие за Карибским кризисом.

Но, вместо того чтобы отказаться от политики Буша и его предшественников, Обама стал еще одним ее продолжателем. Вместо снижения влияния Уолл-стрит и крупнейших корпораций на жизнь Америки он позволил им в полном объеме продолжать хищническую деятельность. Вместо восстановления гражданских свобод, уничтоженных Бушем, и отказа от полномочий, узурпированных после 11 сентября, Обама, за редким исключением, еще больше ужесточил политику в сфере национальной безопасности и надзора за гражданами, окончательно уничтожив гражданские свободы и право на инакомыслие.

В замечательном фильме 1939 года «Мистер Смит едет в Вашингтон» режиссер Фрэнк Капра потратил первые 13 минут картины на то, чтобы показать отвратительную паутину власти, интриг и тайных сделок – мир, с которым предстоит столкнуться наивному идеалисту Джеймсу Смиту, стремящемуся изменить законы вашингтонской политики. Барак Обама столкнулся с такой же сетью тщательно охраняемых интересов. Но Обама был гораздо сообразительнее и уж точно куда циничнее Смита. Сознательно окружив себя советниками по внутренней и внешней политике из числа матерых интриганов, он сразу же закрыл дверь для любых решительных изменений и порвал со всеми обещаниями, данными во время избирательной кампании.

Забыв о том, что он обещал ранее, и став первым кандидатом в президенты, отказавшимся от общественного финансирования своей кампании, Обама обратился за помощью к толстосумам с Уолл-стрит: Goldman Sachs, Citigroup, Morgan Chase, Skadden Arps и Morgan Stanley. Среди главных спонсоров Обамы также были General Electric Company и другие оборонные подрядчики. Даже фармацевтическая промышленность, или, как ее еще называют, Большая Фарма, многие годы поддерживавшая республиканцев, выделила на кампанию Обамы в три раза больше, чем на кампанию Маккейна 3.

Сторонники Обамы из народа по большей части не обратили внимания на эти тревожные факты. Прогрессисты на него надеялись, консерваторы боялись его. Он проводил центристскую кампанию, во избежание риска выдвигая прагматические инициативы. Постоянно заявлял о своей поддержке среднего класса. К рабочим и беднякам – как чернокожим, латиноамериканцам, азиатам и индейцам, так и белым – Обама апеллировал лишь для того, чтобы победить Хиллари Клинтон и Джона Маккейна. Вместо того чтобы попытаться объяснить, как спад производства и другие факторы, лежащие в основе системы, которая перестала функционировать из-за того, что попала под власть крупных корпораций и Уолл-стрит, разрушили жизнь бедняков, особенно афроамериканцев, он стал обвинять черных бедняков в том, что они «не хотят брать на себя ответственность». Он хотел выглядеть левее Хиллари Клинтон, громогласно осуждая войну в Ираке, в поддержку которой та голосовала, но по Афганистану его взгляды были даже правее, чем у Буша; впрочем, этот аспект его политической программы особо не подчеркивали. А его голосование в сенате за Закон о надзоре за внешней разведкой, даровавший иммунитет от судебного преследования всем компаниям, которые участвовали в программе Буша по прослушиванию телефонных разговоров, было вполне четким сигналом о его нежелании отказываться хотя бы от некоторых полномочий, узурпированных Бушем и Чейни.

Больше всего дивидендов от победы Обамы получила Уолл-стрит. Подорвав экономику спекулятивными новшествами, включая кредитно-дефолтные свопы [158]и долговые обязательства, обеспеченные другими долговыми обязательствами, банкиры начали выпрашивать финансовую помощь. Экономические советники Обамы, подавляющее большинство которых были учениками министра финансов при Клинтоне Роберта Рубина, с понятной готовностью ринулись им на подмогу с 700-миллиардной программой финансового спасения. Самого Обаму Рубин взращивал еще с 2005 года. Перейдя с должности сопредседателя Goldman Sachs на пост министра финансов, он разработал два политических вектора, которые ввергли страну в финансовый кризис и с которыми теперь разбирались его протеже: ликвидировал все регуляторные механизмы на рынке деривативов [159]и добился в 1999 году отмены закона Гласса–Стиголла, разграничивавшего инвестиционную и коммерческую банковскую деятельность. В награду за грязные делишки в пользу Уолл-стрит Рубин получил высокую должность в Citigroup , которая за последующие восемь лет принесла ему 126 миллионов долларов. В конце ноября 2008 года New York Times заметила: «Экономическая команда Обамы – это просто созвездие Рубина». Ответственным за формирование команды был Майкл Фроман, занимавший в Министерстве финансов у Рубина должность начальника отдела кадров, а затем работавший вместе с ним исполнительным директором во все той же Citigroup . Два главных поста заняли протеже Рубина: глава Федерального резервного банка Нью-Йорка Тимоти Гайтнер стал министром финансов, а Лоуренс Саммерс – главным экономическим советником Обамы. На момент отмены закона Гласса–Стиголла Гайтнер работал в Министерстве финансов, а Саммерс сам был министром финансов. Саммерс – как и Рубин, убежденный сторонник отмены регуляторных механизмов, – тоже заслужил благодарность Уолл-стрит. Он получал 5,2 миллиона долларов, работая один день в неделю в хедж-фонде Д. Э. Шоу в 2008 году. Еще 2,7 миллиона он получил за лекции в компаниях с Уолл-стрит. Лишь за одну такую лекцию Goldman Sachs заплатил ему 135 тысяч долларов. В своем расследовании журналист Гленн Гринуолд назвал это «новой формой взятки» 4. Но, учитывая, как Уолл-стрит нажилась на экономической политике Гайтнера–Саммерса, эти деньги были мелочью. Еще одного протеже Рубина, Питера Орсага, Обама назначил начальником бюджетного отдела аппарата Белого дома. По мнению New York Times , Гайтнер, Саммерс и Орсаг были приверженцами экономического курса, называемого рубиномикой: сбалансированного бюджета, свободной торговли и отмены регулирования финансовых сделок». На более низком уровне экономические решения тоже принимались сторонниками Рубина. Исключение составляли Кристин Ромер, председатель Совета экономических консультантов, и Джаред Бернштейн, главный советник Байдена по экономической политике. За время своего недолгого пребывания на этих должностях они безуспешно боролись против некоторых неолиберальных инициатив рубинистов.