Барбара Демик - Повседневная жизнь в Северной Корее

После американской ядерной бомбардировки Хиросимы Ким Ир Сен задумал оснастить свою страну атомным оружием, и в 1960-е годы в Йонбёне, в горах к северу от Пхеньяна, начались разработки (оборудование предоставил Советский Союз). Но по-настоящему ядерный проект стал развиваться только под руководством Ким Чен Ира, который таким образом собирался восстановить пошатнувшийся престиж КНДР и усилить собственное могущество. Вместо реконструкции заводов и всей инфраструктуры страны правительство стало вкладывать средства в дорогостоящие секретные разработки, утверждая, что Северной Корее необходимо средство ядерного сдерживания для защиты от американской агрессии. К 1989 году в Йонбёне начали производить оружейный плутоний из топливных стержней ядерных реакторов, а в начале 1990-х КНДР, по оценкам ЦРУ, располагала всем необходимым для создания одной или двух ядерных бомб. «Ким Чен Иру было все равно, что он обанкротил страну. Атомное оружие он считал единственным источником своей власти», — сказал мне высокопоставленный беженец из Пхеньяна Ким Ток Хон во время нашей беседы в Сеуле в 2006 году.

Расчет оказался неудачным. Ким Чен Ир понял, что холодная война закончилась, но, похоже, не осознавал, что товарищей из социалистических стран сейчас интересует зарабатывание денег, а не поддержка дряхлеющей диктатуры с ядерными амбициями. Между тем в середине 1970-х годов экономика главного врага КНДР, Южной Кореи, стала быстро развиваться и в течение следующего десятилетия оставила северного соседа далеко позади. Забыв о коммунистической солидарности, Китай и Советский Союз предпочитали сотрудничать с компаниями Hyundai и Samsung, а не с государственными предприятиями КНДР, которые не всегда вовремя платили по счетам. В 1990 году, накануне распада СССР, советское правительство установило дипломатические отношения с Южной Кореей, нанеся тем самым сокрушительный удар международному престижу КНДР. Два года спустя то же самое сделал Китай.

В начале 1990-х у кредиторов стало иссякать терпение: ведь задолженность КНДР достигла $10 млрд. В Москве решили, что Северная Корея должна платить за импорт из СССР по общемировым, а не по заниженным тарифам, которые были установлены для дружественных государств. В прошлом Китай, поставлявший в КНДР три четверти топлива и две трети ввозимого в страну продовольствия, утверждал, что дружба между двумя странами нерушима. Сейчас же он требовал «деньги на бочку».

Вскоре над Северной Кореей нависла смертельная опасность. Из-за отсутствия дешевого горючего и сырья перестали работать заводы и фабрики, что означало прекращение экспорта. Без экспорта остановился приток конвертируемой валюты, а это, в свою очередь, еще сильнее сократило импорт нефти и привело к перебоям в электроснабжении. Перестали работать и угольные шахты, которым электроэнергия была необходима для откачки воды. Перебои в снабжении углем усугубили перебои в производстве электроэнергии, а они привели к спаду сельскохозяйственного производства. Крестьяне не могли работать без электричества. И без того скудная земля Северной Кореи теперь едва давала урожай, необходимый для того, чтобы прокормить 23-миллионное население. Сельскохозяйственные технологии, которые могли бы повысить производительность коллективных ферм, опирались на системы искусственного орошения, работающие на электричестве, а также на использование химических удобрений и пестицидов, которые перестали выпускаться из-за отсутствия топлива и сырья. Начались перебои в снабжении продовольствием, рабочие стали недоедать, и у них не хватало сил вырабатывать прежние нормы. Хозяйство КНДР оказалось в состоянии свободного падения.

На момент написания этой книги, то есть в 2010 году, КНДР остается единственным местом на земле, где практически все основные продукты питания производятся коллективными хозяйствами. Государство реквизирует весь урожай, а затем часть его возвращает крестьянам. В начале 1990-х сельскохозяйственное производство пришло в упадок, и жители деревень, чтобы уберечься от голода, стали припрятывать часть урожая. В народе начали распространяться истории о том, как под тяжестью спрятанного зерна обрушивались крыши домов. Крестьяне забросили общественные поля, переключив внимание на приусадебные участки и импровизированные делянки, разбитые на горных склонах. Из окна автомобиля был отчетливо виден контраст между огородиками, на которых в изобилии росли овощи (к небу тянулись бобовые растения, к земле прижимались спелые тыквы), и колхозными полями с их неровными чахлыми рядами кукурузы (ее сажали «добровольцы», присланные из города для исполнения патриотического долга).

Хуже всего приходилось горожанам. Ведь у них приусадебных участков не было.

На протяжении всей своей замужней жизни госпожа Сон раз в 15 дней направлялась с двумя полиэтиленовыми сумками в один и тот же пункт распределения продовольствия. Он находился прямо по соседству и совсем не был похож на супермаркет с открытым доступом к продуктам. Люди стояли в очереди перед массивной металлической дверью магазина без вывески. Каждый приходил в специально установленные дни (госпожа Сон — 3-го и 18-го числа), но все равно нередко приходилось ждать по нескольку часов. Внутри, в тесном нетопленом помещении с цементными стенами, за небольшим столом, заваленным бухгалтерскими книгами, сидела неприветливая женщина. Госпожа Сон давала ей свою продовольственную книжку, небольшую сумму денег и купоны со швейной фабрики, свидетельствующие о том, что предъявитель исполнил долг перед Родиной. Затем служащие подсчитывали, сколько госпоже Сон полагается продуктов: по 700 г в день для нее и Чан По, 300 г для свекрови (норма для пенсионеров была меньше), 400 г на каждого живущего в семье ребенка. Если кто-то на время уезжал, то на него продуктов не выдавали. Произведя расчет, продавщица с важным видом брала штамп, макала его в красные чернила и ставила печать на квитанции в трех экземплярах, один из которых вручался госпоже Сон. На складе, где стояли бочки с рисом, кукурузой, ячменем и мукой, другой работник отвешивал положенные покупателям продукты и складывал их в полиэтиленовые пакеты.

Хи Сок никогда не знала наверняка, что окажется в сумке: иногда продуктов было чуть больше, иногда чуть меньше. Вспоминая те годы, госпожа Сон затруднялась точно сказать, когда именно — в 1989, 1990 или 1991 году — продуктовая норма начала уменьшаться. Даже не заглядывая в сумку, женщина с огорчением понимала, что еды становится все меньше и меньше. Наконец пакеты оказались совсем легкими. Многие люди чувствовали себя обманутыми. Сначала вместо месячной нормы продовольствия выдавалась 25-дневная, потом 10-дневная. Что бы ни обещал Ким Ир Сен, рис оставался предметом роскоши. Чаще всего в пакеты клали кукурузу и ячмень. Масло для жарки всегда давали нерегулярно, а сейчас оно и вовсе исчезло. Жаловаться было совсем не в характере Хи Сок. Но даже если б она и захотела выразить недовольство, это не представлялось возможным. «Начни я возмущаться, меня бы просто посадили», — рассказывала госпожа Сон позднее.