Барбара Демик - Повседневная жизнь в Северной Корее

Найти себе работу на черном рынке госпожа Сон не могла. У нее не было своего огорода, значит, не было и овощей на продажу. Никакими коммерческими навыками она не обладала — разве что на счетах умела считать. После того как Хи Сок вырастила четырех детей, а старшую дочь еще и выдала замуж, у нее совсем не осталось сбережений. Госпожа Сон начала подумывать о том, не продать ли что-нибудь из домашней утвари. Мысленно она провела инвентаризацию своего имущества. Картина в восточном стиле. Телевизор. Книги мужа. Может, снести на рынок швейную машинку?

Такими же мыслями были заняты умы тысяч других людей. Что бы продать? Где найти какую-нибудь еду?

Чхонджин представлял собой бетонные джунгли. За исключением крутого склона горы, все давно заасфальтировали. Некуда было пойти, чтобы наловить птиц или нарвать ягод. Моллюски, которых госпожа Сон собирала вместе с семьей, почти перевелись, а для рыбной ловли берег был неприспособлен. Все пригодные для обработки участки земли: огороды и рисовые поля — находились возле Нанама, на изрезанном бухтами побережье.

В поисках еды людям приходилось идти далеко за город. В выходные дни жители Чхонджина под предлогом увеселительной прогулки шли пешком примерно 5 км до кенсонских общественных садов. Людям не хотелось признаваться в том, что их толкал туда голод. Сады принадлежали коллективному хозяйству, которое выращивало для экспорта в Японию особые корейские груши — красновато-коричневые, как сорт «Боек», только более крупные (по форме и размеру они напоминали грейпфрут) и хрустящие, как яблоки. Круглые плоды нередко падали на землю и подкатывались к забору, так что их нетрудно было подобрать. Часто этим занимались дети. После того как школьные завтраки стали скудными, а потом и вовсе были упразднены, ребята начали пропускать занятия, вместо уроков отправляясь на поиски пропитания. Они запросто пролезали под проволокой заборов. Один молодой человек не без некоторой гордости вспоминал, что в 1992 году, когда ему было десять лет, он забирался на задний бампер автобуса и доезжал до конечной остановки в Нанаме, а потом еще целый час шел пешком. На мальчишку никто не обращал внимания. Благодаря своей худобе он легко проскальзывал в сад и набивал мешок грушами. «Я набирал их столько, сколько мог унести, и раздавал всем друзьям», — рассказывал парень.

Многие вспоминают то время с неподдельной горечью. Ким Чи Ын, молодой врач чхонджинской больницы, однажды отправилась в кенсонские сады вместе с родителями, сестрой, ее мужем и двумя малышами. Большую часть пути взрослые несли на руках ноющих детей. До садов они добрались лишь часам к трем. Слишком много народу успело их опередить. Чи Ын и ее родственникам осталась лишь одна подгнившая груша. Дома они ее сварили и разделили на пять частей: детям, престарелым родителям и зятю. Молодым женщинам ничего не досталось.

Чи Ын никогда не забудет эту дату — 9 сентября 1993 года. Это был первый день ее жизни, когда она не взяла в рот даже маковой росинки. Мало чьи воспоминания отличаются такой точностью. Конец эпохи наступил не в одночасье. Потребовались годы, чтобы людям стало ясно, как бесповоротно изменился их мир.

Дом культуры в Кенсоне

Еще школьницей Ми Ран обратила внимание на то, что горожане идут в деревню в поисках пропитания. Подъезжая на велосипеде к Чхонджину, она замечала людей, которые с холщовыми мешками, как нищие, шли в сторону садов, насаженных по обе стороны от дороги. Некоторые проходили еще дальше — к кукурузным полям: они начинались за поселком Ми Ран и тянулись к югу, в сторону моря. Нередко девочка видела горожан, которые собирали хворост в горах недалеко от каолиновой шахты, где работал Тхэ У. Ми Ран все это удивляло, ведь она привыкла считать, что в городе живут лучше, чем в деревне. В Чхонджине были университеты, театры и рестораны, предназначавшиеся, разумеется, только для членов Трудовой партии и их родственников — не для таких девочек, как Ми Ран.

Кенсон представлял собой несколько поселков с общим административным центром — своего рода Чхонджином в миниатюре. Его украшением был широченный проспект, ведущий к огромному каменному монументу в честь победы Ким Ир Сена над Японией во Второй мировой войне. В городке располагались предприятия, которые перерабатывали каолин, добываемый на шахте, где работал отец Ми Ран. Еще имелся крупный завод электрооборудования, а также фабрика имени 5 Июня, названная в память о том дне, когда Ким Ир Сен ее посетил и дал работникам «ценные указания» (случилось это в 1948 году).

Поселок Ми Ран сельской местностью назвать было нельзя, но все-таки с землей дело обстояло здесь куда лучше, чем в городе. На плоском участке ближе к берегу почва была песчаной и сравнительно плодородной. Дальше она переходила в холмы, густо поросшие соснами. Клочки земли между «гармошками» тщательно возделывались: на них выращивали красный перец, редиску, капусту и даже табак, поскольку самокрутки обходились дешевле покупных сигарет, а мужчины практически все поголовно курили. Хозяева, у которых крыша дома была плоской, ставили на нее горшки для выращивания овощей. Эта частная сельскохозяйственная деятельность в силу ограниченности своих масштабов не вызывала гнева властей. Огородничество выручало народ — по крайней мере до тех пор, пока перебои с едой не перешли в настоящий голод.

Когда зарплата отца Ми Ран стала уменьшаться и в конце концов совсем исчезла, ответственность за семью легла на плечи матери. Она не была особенно хорошей домашней хозяйкой, но по части приработка оказалась находчивой: шила на продажу, изготовляла тофу, а некоторое время даже выращивала свиней, хотя для них не хватало корма. Самым успешным начинанием этой «предпринимательницы» оказалось придуманное ею эрзац-мороженое. Она купила подержанный морозильник, который называли «Северным полюсом». Поскольку молока и сливок достать было невозможно, приходилось использовать воду, остававшуюся после приготовления тофу, добавляя в нее красные бобы и сахар. Эта странная смесь замораживалась в лотках для кубиков льда. Корейцы любят побаловать детей, и, если в семье оказывался лишний вон, его тратили на лакомство для ребенка. Иногда мама Ми Ран продавала свою продукцию с кузова грузовика, который одалживала у знакомых. Она не обращала внимания на то, что партия осуждала частную торговлю. Эта женщина была не столько диссиденткой, сколько прагматиком, попросту игнорирующим идеологию. Выручка от продажи эрзац-мороженого тратилась на черном рынке: удавалось купить кукурузу, а иногда и рис.