Барбара Демик - Повседневная жизнь в Северной Корее

— Где моя дочь? — спросила госпожа Сон.

Мужчина взглянул на нее и пробормотал что-то невразумительное. Госпожа Сон повторила свой вопрос, на этот раз более резким тоном.

— Пошла искать работу, — ответил он.

Хи Сок не знала, стоит ли верить этому человеку. Хозяева были любезными, даже слишком: госпоже Сон казалось, будто они что-то от нее скрывают, но она слишком устала, чтобы продолжать давить на них. Ее сморил беспокойный сон. Когда она проснулась и поняла, что Ок Хи все еще нет, к ней в душу закралось страшное подозрение: «Меня похитили».

Госпожа Сон не знала, стоит ли пытаться убежать. Куда она пойдет? Она едва представляла, где находится. Проводник, который был с ней вначале, уехал. Может, высказать свои подозрения хозяевам? И что же все-таки с ее дочерью? Мужчина и девочка продолжали уверять свою гостью, что Ок Хи просто задерживается, но скоро обязательно появится. На следующий день она наконец позвонила по телефону. В трубке шумело, и голос звучал как будто издалека. Ок Хи старалась успокоить мать, говоря, чтобы та пока отдыхала, что все в порядке и они скоро увидятся.

— Так где же ты? — недоверчиво спросила госпожа Сон.

— В Хангуке, — ответила Ок Хи.

Хи Сок никогда не слышала о месте с таким названием.

— Где это? Недалеко от Шэньяна?

Шэньян, один из самых крупных городов северо-восточного Китая, был примерно в 500 км от того места, где она сейчас находилась.

— Дальше. Завтра я позвоню еще и все тебе расскажу.

Северные корейцы называют свою страну Чосон , а своих отделившихся соседей — Нам Чосон , что буквально означает «Южная Корея». Но сами южане используют для обозначения своей части полуострова совершенно другое слово — Хангук.

Позвонив на следующий день, Ок Хи наконец объяснила, что находится в Южной Корее. Госпожа Сон не могла поверить своим ушам. Она так рассердилась, что ее буквально трясло. Она даже забеспокоилась, не случится ли у нее инфаркт. Все, что ее дочь натворила за свою жизнь — от детских шалостей до рискованных речей и бегства в Китай, — теперь казалось пустяком. Ок Хи перешла на сторону врага! Она подкупила людей, чтобы обманом заставить мать покинуть Родину. Никогда в жизни госпожа Сон не была так рассержена.

— Предательница! Ты мне больше не дочь! — прокричала она в трубку и с силой швырнула ее на рычаг.

В следующие три дня Ок Хи звонила много раз, но госпожа Сон отказывалась подходить к телефону. Когда она наконец смилостивилась, дочь заплакала в трубку:

— Мама, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты приехала и жила здесь со мной.

Ок Хи немного рассказала о своей жизни. У нее есть работа. Как только она прибыла в страну, государство выделило ей денег на обустройство.

— Если в Сеуле все так прекрасно, почему же ты плачешь? — спросила госпожа Сон.

Хи Сок решила, что южные корейцы, марионетки американских империалистов, совратили ее дочь с помощью денег. А выпытав у Ок Хи все, что им нужно, они замучают и убьют ее. Госпожа Сон слышала, что именно так поступают в Южной Корее с беженцами из КНДР. У нее не было причин в это не верить.

— Мама, здесь правда хорошо, — ответила Ок Хи. — Я плачу, потому что скучаю по тебе. Я хочу, чтобы ты была здесь.

Госпожа Сон и слушать не стала. Она заявила дочери о своем решении вернуться в Северную Корею, как только восстановит силы после путешествия. Ей нужно отдохнуть еще несколько дней и прийти в себя.

Она шаталась по дому, спала, ела и смотрела телевизор. Здесь была огромная белая спутниковая тарелка, принимавшая множество каналов. Южнокорейские сериалы пользовались большой популярностью, и госпожа Сон быстро втянулась в просмотр одного из них, под названием «Стеклянная туфелька», о двух сестрах-сиротах, которых разлучили в детстве. Когда сериал не шел, Хи Сок переключала каналы в поисках трансляций футбольных матчей.

В 2002 году Южная Корея и Япония совместно провели чемпионат мира по футболу. Впервые с 1988 года, когда Южная Корея принимала у себя Олимпиаду, по телевидению показывали так много репортажей из Сеула. Госпожа Сон не слишком интересовалась футболом, но ее занимали картинки южнокорейской жизни, которые мелькали фоном во время передач. Она не могла не замечать автомобилей, небоскребов, магазинов. В перерывах шла реклама мобильных телефонов и прочих вещей, о которых Хи Сок в жизни не слыхала.

Когда Южная Корея победила Польшу, сыграла вничью с США, а потом выиграла у Португалии, Италии и Испании, став первой азиатской командой, попавшей в полуфинал, миллионы людей вышли на улицы, чтобы отпраздновать это событие. Они были одеты в красные футболки и колпаки с маленькими красными лампочками — форму болельщиков национальной сборной, неофициально называемой Красными Дьяволами. Это были такие же корейцы, как Хи Сок, они говорили на том же языке, что и она, но при этом казались такими красивыми, такими счастливыми и такими свободными.

Госпожа Сон не спешила доверять всему, что видела по телевизору. Ей, прожившей столько лет в Северной Корее (причем 25 из них — замужем за журналистом), было прекрасно известно, что картинки можно подкорректировать. На лекциях Трудовой партии ее предупреждали, что иностранные телепрограммы создаются ради того, чтобы опорочить учение Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. («Южнокорейские марионетки, контролируемые американским ЦРУ, хитроумно используют эти специально сфабрикованные материалы с целью создания привлекательного образа империалистического мира», — говорилось в одной из лекций.) Госпожа Сон подозревала (вполне обоснованно), что Ок Хи заплатила ее добрым хозяевам за то, чтобы те промыли ей мозги и убедили уехать в Южную Корею.

Но нет, все это не могло быть одной лишь фикцией. Ведь по крайней мере в Китае Хи Сок многое видела своими глазами: изобилие продуктов, автомобили, бытовую технику.

У хозяев дома имелась автоматическая рисоварка с сенсором, благодаря которому устройство выключалась, когда рис был готов. Большинство приборов приводило госпожу Сон в замешательство, но эта вещь стала для нее предметом бесконечного восхищения. Давным-давно у нее тоже была рисоварка, но она не шла с этой ни в какое сравнение. Ту, старую, у Хи Сок конфисковала полиция, поскольку использовать электричество для приготовления пищи не полагалось.

Каждое утро, слыша писк чудо-прибора, возвещавший о том, что завтрак готов, госпожа Сон дивилась современным технологиям. «Это правда, — думала Хи Сок. — Северная Корея на годы, а то и на десятилетия отстала от Китая. И кто знает, насколько она отстала от Южной Кореи?» Что сказал бы бедный Чан По обо всем том, что госпожа Сон увидела здесь, в КНР? Хотя она ни разу не выходила из дома, с тех пор как приехала, исследование кухни и телевизор уже принесли ей массу впечатлений. Ей хотелось, чтобы покойный муж тоже на это поглядел. Мысли о нем особенно часто посещали ее за едой. Как он любил покушать! Ему так понравилась бы колбаса! При этих мыслях глаза Хи Сок наполнялись слезами. Потом она начинала думать о сыне. Ее воспоминания были настолько пропитаны чувством вины и стыда, что она совершенно не могла говорить о Нам Оке. Такой сильный, такой красивый, и умер всего двадцати пяти лет от роду! Как много он не успел увидеть и сделать в своей жизни! Как много не успели они все: сама Хи Сок и ее дочери, запертые в КНДР и работающие до изнеможения. Ради чего? Мы будем поступать так, как велит партия. Мы умрем за нашего вождя. Мы ничему не завидуем. Мы идем своим путем. Веря этим лозунгам, госпожа Сон впустую растратила свою жизнь. Или нет? Может быть, жизнь еще не окончена? Ей ведь всего 57, и у нее крепкое здоровье.