Сергей Кремлев - Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров

Нынешние либералы и демократы, возможно, презрительно скривятся — мол, Сталин это все сам придумал, но вот незадача — Сталин цитировал письмо, опубликованное в буржуазных «Биржевых ведомостях».

Первая часть его статьи называлась «Деревня голодает», вторая — «Голод на фабриках». Во второй части Сталин цитировал уже другое письмо:

«Из Шуи телеграфируют: по всему уезду прекращена пилка дров. Нет хлеба. Корюковскому сахаро-рафинадному заводу вследствие отсутствия продовольствия для рабочих угрожает закрытие…» и т. д.

Это — ситуация начала октября 1917 года, Конец этого же месяца был ознаменован событием, о котором почти сразу стали писать с заглавной буквы, — Октябрь 17…

Я НЕ НАМЕРЕНплавно идти как по исторической хронологии, так и по биографической хронике Сталина, которая, впрочем, к началу октября 1917 года уже прочно соединилась с общеисторической хроникой.

Остановлюсь лишь на знаменитом «октябрьском инциденте» с Зиновьевым и Каменевым.

8 (21) октября 1917 года Сталин встречается с вернувшимся в Петроград Лениным, и 10 (23) октября на заседании ЦК принимается резолюция Ленина о вооруженном восстании. Для руководства им избирается Политическое бюро (Политбюро) ЦК из семи человек: Ленин, Сталин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Сокольников и Бубнов.

К этому времени условия изменились принципиально, Оба столичных Совета идут за большевиками, Были все основания полагать, что и Второй съезд Советов, открытие которого было намечено на 25 октября, тоже пойдет за большевиками — из 649 делегатов 390 представляли РСДРП (б).

Численность партии возросла, как мы знаем, не менее чем до 240 тысяч человек (некоторые источники дают даже цифру в 400 тысяч человек к октябрю 1917 года).

Вопрос о вооруженном выступлении большевиков витал, что называется, в воздухе. Показательно, что Ленин еще до реального восстания опубликовал статью с вполне однозначным названием: «Удержат ли большевики государственную власть?»

И вот 16 (29) октября 1917 года проходит расширенное заседание ЦК, где Ленин предлагает резолюцию о вооруженном восстании, Зиновьев и Каменев — против.

Позиция Сталина ясна: «День восстания должен быть выбран целесообразно… То, что предлагают Каменев и Зиновьев, объективно приводит к возможности для контрреволюции подготовиться и сорганизоваться, Мы без конца будем отступать и проиграем революцию…»

Вывод: «Стало быть, мы должны стать прочно и бесповоротно на путь восстания».

На заседании ЦК 16 (29) октября был образован практический штаб восстания — Военно-революционный центр — в составе: Бубнов, Дзержинский, Свердлов, Сталин, Урицкий.

А 18 (31) октября в издававшейся Горьким полуменьшевистской газете «Новая жизнь» публикуется интервью с Каменевым, который от своего имени и имени Зиновьева заявил, что они-де не согласны с решением ЦК о вооруженном восстании.

Ленин был взбешен, Заочно — поскольку сидел на конспиративной квартире и в перемещениях был ограничен — он потребовал исключения обоих из ЦК и из партии на основании того, что они выдали планы ЦК.

Еще до интервью Каменева Сталин опубликовал в «Рабочем пути» статью «Штрейкбрехеры революции».

Штрейкбрехеры — это срывщики забастовок, лица, не прекращающие работу или нанимающиеся на работу во время стачек. В своей статье Сталин имел в виду не те две фигуры, по поводу которых негодовал Ленин, однако название статьи показывает, что подобная тенденция в ходе революции уже сформировалась, И именно как штрейкбрехеров определил Каменева и Зиновьева Ленин.

20 октября (2 ноября) 1917 года ЦК заслушал

письмо Ленина, и мнения разделились. Не был склонен к крайним мерам и Сталин, 20 октября он публикует в газете «Рабочий путь» блестящую по злой и веселой иронии статью «Окружили мя тельцы мнози тучны», где пишет о неврастениках из «Новой жизни», но Каменева и Зиновьева по имени не поминает.

В итоге оба «штрейкбрехера» отделались легче, чем могли предполагать, — оба остались в ЦК.

И оба, по мере сил, сопротивлялись вначале идее восстания, а затем — идее революционного, без соглашательских элементов. Советского правительства.

К моменту Октября оба были замечательны лишь тем, что были «старыми революционерами», Именно так выразился по поводу разного рода «громких имен» Сталин в статье «Окружили мя тельцы мнози тучны»…

Сталин писал, что их, этих «громких имен», отвергнутых потом революцией, — «целая вереница», упоминая конкретно Плеханова, Кропоткина, Брешковскую, Засулич…

Увы, уже в конце 1917 года сюда же можно было причислить и «героев» «октябрьского инцидента», Однако оба еще пользовались влиянием и вредили делу советской власти еще долго.

Попортили они крови позднее и Сталину.

На мой взгляд, «октябрьский инцидент» дает богатую пищу для анализа.

Как видим, Ленин в ситуации с двумя, безусловно, штрейкбрехерами был более эмоционален и менее расчетлив. И не он один…

Дзержинский предлагал потребовать от Каменева «полного отстранения от политической деятельности», но это было, конечно же, лишь благим пожеланием, Свердлов осуждал Каменева, но считал, что ЦК не имеет права исключать его из партии.

Как видно из позиции Сталина, он тоже был склонен к определенному компромиссу, и отнюдь не в силу интеллигентской мягкотелости. Вот уж чего у Сталина не было, того не было. Просто Сталин, как я понимаю, мыслил более прагматично. Он говорил, что «исключение из партии не рецепт», и предлагал обязать Каменева и Зиновьева подчиниться решениям ЦК, оставив их в ЦК, И это было в тот момент самым разумным!

Зачем исключать, если можно использовать?

В конце концов, оба нестойких члена ЦК были все же известными в партии и в массах фигурами.

К тому же прямое исключение могло повести не очень-то стойкого идейно Каменева по очень неверной дорожке.

Да и Зиновьев, хотя и жил вместе с Лениным в шалаше в Разливе, был «кадром» не очень-то надежным.

А знали они много…

Что же до того, что контрреволюции стало известно о планах большевиков, то восстания, руководимого большевиками, все имущие слои и представители «отечественного, по выражению Сталина, болота интеллигентской растерянности» ждали уже не один месяц.

Склонность Сталина до последнего надеяться на исправление товарищей и коллег по борьбе, так явно выразившаяся в истории с «октябрьским инцидентом», не исчезла у него и впоследствии, О Сталине пишут как о якобы коварном кровавом интригане, а он наоборот, до поры до времени, пока не убеждался в злостности позиции бывших товарищей, был склонен извинять их, Так было с Рыковым, Каменевым, Бухариным, Енукидзе и многими другими.