Владимир Бондаренко - Последние поэты империи

Сербы стали гонимым народом Европы, и сердце не за­бывающей про свой народ Юнны Мориц отозвалось сочув­ствием к новым гонимым. Конечно, я мог бы не докапываться до параллелей «звезды сербости» с «желтой звез­дой», свести все к единой протестной позиции патриотов России, поддержать Юнну Мориц в ее серболюбии, на­звать ее поэму гражданской публицистикой, но я пони­маю, что корни ее — другие. И поэтому не будем хитрить и таиться.

Жидоеды, сербоеды, русоеды —

И далее везде друг-друга-еды,

До полной, окончательной победы,

До убедительной и точечной победы,

Когда в отдельной точке трупоеды

Найдут, что сербоедский Йошка Фишер —

Такой же труп, как сербоедский Гитлер.

Как всякоедский Гитлер Йошка Фишер,

Как Йошка Алоизович Солана,

Хавьер Адольфович и Гитлерович Йошка...

Конечно же, русско-славянское желание отпора НА­ТО, поствизантийская державность опираются на иные корни, на иную идеологию, нежели крик души поэта, пе­реживающего с детства гонимость своего народа и ныне отождествившего эту гонимость с судьбой гонимых сер­бов.

А чем фашисты хуже «дерьмократов»,

Американских психов и европских,

Штурмовиков, разгромщиков, пиратов

С улыбками побед на фейсах жлобских?!

Как сперму, на Белград спускают бомбы,

Военного оргазма изверженье.

Погром Балкан вздувает их апломбы.

И это называется сраженье?!

Может быть, это же сострадание к гонимым не позво­лило ей подписывать палаческие письма либеральной ин­теллигенции типа «Раздавите гадину»14, призывающие к прямой кровавой расправе с оппозицией в России? Честь ей за это и хвала. Но именно ее же поэзия и вызывает у ме­ня лично чувство протеста: почему эти стихи обездоленных неизвестны обездоленным? Почему поэма «Звезда сербос­ти», смело, по-новаторски написанная современным улич­ным языком частушек и песен, поэма, которой Россия может гордиться как еще одним актом противостояния ново­му мировому порядку, числится в графе некой личной ини­циативы и личного высказывания?

Гром гремит, земля трясется,

ГОВНАТО в Сербию несется,

Летчик сбит ночным горшком, —

Что он чешет гребешком?..

Не для того, думаю я, Юнна Петровна, Вам Бог дал пра­во и возможность написать такую поэму, чтобы она лежала в богатых магазинах и ее лениво перелистывали эти самые хавьеры и соланы, эти самые с «европским» вкусом люди.

Война уже идет. Не с сербами. А с нами.

Но вся Земля живет, овеянная снами

О будущем... Каком?! На нас летит цунами,

И станем мы вот-вот жильцами катакомб.

Пойдут на нас плясать несметные вояки,

Пирог Земли кусать под видом честной драки,

Гумпомощь нам бросать, тряпье в помойном баке

На выжженной земле гуманитарных бомб.

Я уже встречал в «Октябре» Ваши протестные стихи и даже цитировал их в своих статьях, удивляя Вашей смелос­тью того же Станислава Куняева и Владимира Личутина, но все равно был поражен, случайно наткнувшись на поэму «Звезда сербости» в Вашей книге «Лицо». Наверное, так же были поражены первые читатели поэмы Александра Блока «Двенадцать». Но ведь Блок не запер свою поэму в какой-нибудь сборник символистов, дал право на ее повсемест­ное распространение. Может быть, и с поэмой «Звезда сер­бости» поступить точно так же? Опубликовать ее и в «Со­ветской России», и в «Завтра», вот тогда ее прочитают сот­ни тысяч читателей по всей России, тогда она уже точно станет принадлежать не только поэту Юнне Мориц, но и всем гонимым и обездоленным, борющимся и воюющим.

Куча денег у ГОВНАТО,

Жаль, что сербов маловато.

На гектар таких времен

Нужен сербов миллион.

Тем более что свою принадлежность к гетто Юнна Мо­риц простодушно вводит в русский обиход. Ее гетто живет внутри ее же русскости, ее несомненной принадлежности именно к русской культуре и никакой иной. Она считает себя русским поэтом в такой же степени, в какой считает себя тем простым евреем из гетто, которых в России, по ее же словам, все меньше и меньше. Мне кажется, в чем-то Юнна Мориц замахнулась ни много ни мало, а на бунт рус­ского, народного, гонимого, поющего в переходах еврей­ства против еврейства антирусского — еврейства дворцов и банков.

Соотноситься с чем?.. С мечтою этой сраной?..

Предпочитать любой говнюшке иностранной

Отечественный ум, достоинство и честь?!

Расстаться с барахлом и дикостью советской

Во имя барахла и дикости турецкой?!

Чтоб у параши быть венгерской и немецкой?!

Куда мы рвемся, брат?.. В сообщество бандитов?

Не нам, а им нужны потоки тех кредитов,

Что жрет дебил, страну спуская с молотка.

Пускай они теперь с него спускают шкуру,

Нормальную страну не превращая в дуру, —

Не то крутой народ предъявит всем натуру

Такой величины, что мало не пока...

Неужели этот призыв к восстанию привел в восторг Бо­риса Березовского, спонсирующего премию «Триумф»? Неужели эти стихи поразили Зою Богуславскую, эту пре­мию распределяющую? Не есть ли присуждение премии «Триумф» Юнне Мориц точно продуманным шагом укро­тить автора «Звезды сербости»? Не верю, что эта поэма и в самом деле вызвала восторг Березовского и его либераль­ных клевретов, впрочем, как и ее стихи о сливках культур­ного общества и о помоечных старушках.

Унижая сербов напоказ,

Стервецы с фашизменною злобой

Накачали веселящий газ

Для улыбок наглости особой.

Их правозащитная братва

Дрессирует страхом населенье,

Потому что всем нужна жратва,

Пестики, тычинки, опыленье...

Боже, дай им силы прекратить

Сербии жестокую блокаду

Или дай мне в розы превратить

Бомбы, смерть несущие Белграду!..

Воевать ведь можно по-разному, сгибать можно и кну­том, и пряником. Так, похоже, и поступили с автором «Звезды сербости». Сначала приняли чисто полицейские меры. Ведущие либеральные журналы «Знамя» и «Ок­тябрь» наотрез отказались печатать поэму. Сергей Чупринин, главный редактор «Знамени», даже не пытался объяс­нять причины отказа. Да, годами заманивали Юнну Мориц в журнал, да, готовы были послать курьера и срочно поста­вить в набор любой текст. Но когда получили текст с обжи­гающим, режущим, колющим криком ненависти к натов­цам и болью души за поруганную Сербию, за поруганную Россию, «знаменцы» холодно сообщили, что печатать не будут. «Объяснять не надо...» Соросовские журналы15 за­крыли перед поэмой все свои двери и даже щели. Перейти черту и обратиться в журналы патриотические, в ту же «Москву», к примеру, а то и в «Наш современник» Юнна Мориц не решилась. И это тоже, я думаю, заранее учиты­валось либеральными идеологами. Мол, в «Завтра» сама Юнна Мориц не понесет, а в нашей прессе мы уж полный бойкот устроим. Вот пример настоящего тоталитаризма в либеральной печати. От НТВ до РТР, от «Известий» до «Независимой газеты», от «Сегодня» до «Московского комсомольца» все дружно, по команде отмолчались.