Александр Севастьянов - Победу не отнять! Против власовцев и гитлеровцев!

Дальнейший ход событий был связан уже с открытой и закулисной борьбой вокруг проекта упомянутого закона, а затем и с самим законом, которую развернули немцы и их пособники.

Поскольку фактическая, моральная и правовая стороны вопроса были вскрыты и широко продемонстрированы российской публике в многочисленных статьях, книгах, радиовыступлениях и пресс-конференциях, подготовленных нами за эти три года, общественное сознание в целом пришло к осознанию справедливости и законности удержания Россией трофейных ценностей в качестве компенсаторной реституции. Небескорыстные агенты наших оппонентов, так активно действовавшие в прессе в 1991–1993 гг., либо уехали из «этой» страны, либо примолкли, сознавая свой проигрыш по всему комплексу доказательств (только Расторгуева время от времени приглашали повторять одно и то же по ТВ). Ситуация сложилась так, что для официальных лиц стало уже как бы «неприлично» даже заикаться о том, что мы что-то «должны» немцам. Будучи впервые приглашен минувшей зимой на заседание ГКР, я с удивлением заметил, что по внешней видимости за столом заседаний собрались одни единомышленники, размышляющие о том, как лучше противостоять настойчивым требованиям немецкой стороны. Я получил от Минкульта, с которым «воевал» пять лет, предложение о совместном производстве «Сводного каталога культурно-исторических потерь России в результате ВОВ», что показалось бы положительно невероятным еще полгода тому назад. Однако если на первый взгляд ситуация представала благостной и бесконфликтной, то человек осведомленный понимал, какая напряженная борьба идет по невидимым для людей со стороны каналам. Она началась сразу, как только первый проект закона был представлен в Пятую Думу.

Наивно было бы думать, что немцы смирились с провалом столь долго и тщательно готовившейся кампании по возвращению трофеев. Вместе с тем они понимали, что если Закон о перемещенных ценностях будет принят, то всякие надежды получить что-либо обратно придется оставить, ибо международное право — не на их стороне. Они понимали также, что благоприятное решение можно заполучить, только действуя внеправовыми, чисто политическими методами, используя особые рычаги воздействия на исполнительную власть. Правовой вакуум в данном вопросе, исторически сложившийся в России, предоставлял такую возможность.

Мы никогда не узнаем всех подробностей закулисных переговоров и договоренностей, имевших место между немецкими и российскими чиновниками различных рангов [47] Покойный искусствовед В. М. Тетерятников уверял меня, что своими глазами видел секретный договор о намерениях между голландской стороной и Минкультом по поводу возвращения т. н. «коллекции Кенигса», в котором была знаменательная фраза: «Размер вознаграждения не разглашается». . Мы можем только догадываться о них, отслеживая слова и дела отдельных персонажей современной российской истории. (Например, 28 августа 1995 г. министр культуры Е. Сидоров заявил журналистам: «Я по-прежнему убежден, что нужно вернуть коллекцию Балдина в Бремен… Отдал бы и оставшуюся часть Готской библиотеки».) Но кое-какие действия немецкой стороны не остались в секрете.

Во-первых, через посольство ФРГ в официальные российские инстанции (в Минкульт в том числе) был направлен меморандум под названием «Международные соглашения между Германией и Россией по возвращению культурных ценностей, перемещенных в результате Второй мировой войны. Правовое положение с германской точки зрения». Составленный в сентябре 1994 г., он явно представляет собой реакцию на июльские решения и рекомендации Совета Федерации. Меморандум был направлен на отзыв в Институт государства и права РАН, где его охарактеризовали как «юридически несостоятельный» документ.

Во-вторых, в 1995 г. в Германии вышла и получила по неофициальным каналам распространение в России книга заведующего международным отделом Министерства печати и информации ФРГ Х. фон Ламбздорфа «Возвращение культурных ценностей — пробный камень в отношении Германии к России», преисполненная лживых и недостоверных утверждений; мне довелось подробно критиковать ее в статье «Мораль буйвола».

Оба эти письменных источника сыграли роль своего рода инструкции, ибо вся аргументация немцев, несмотря на ее полную во всех отношениях несостоятельность, перекочевала затем во все выступления противников Закона о перемещенных ценностях, в том числе в Думе и СМИ. Надо сказать, что с подобным заимствованием аргументов и идей российскими чиновниками у наших оппонентов мы столкнемся не раз. (К примеру, расхожим в их устах стал чисто демагогический тезис В. Айхведе: «Это абсурд: все в России приватизируется, а перемещенные ценности национализируются». Другой пример: с немецкой подачи нам предлагают задуматься над якобы «обоюдно выгодным» обменом Библии Гутенберга на «Азбуку» Ивана Федорова, не стоящую в действительности и десятой части той.)

Проект Закона о перемещенных ценностях рассматривался в первый раз в Думе 16 мая 1995 г., но был отклонен голосами депутатов из фракций «Выбор России» и «Яблоко». Что не удивительно, ибо, во-первых, соответствует общему контексту антигосударственной деятельности этих общественных объединений. А во-вторых, следует вспомнить, что главные «выдавальщики» на тот момент — министры Сидоров и Козырев — оба входили в ВР, так что поддержка «родной» и «дружественной» фракций была им, конечно же, обеспечена.

Для отвода глаз был изобретен ловкий трюк. Чтобы дискредитировать проект, сбить депутатов с толку и максимально запутать вопрос, по инициативе Минкульта был изготовлен «альтернативный» проект закона, внесенный на слушания депутатами Лукиным, Черторицкой, Брагинским и Нуйкиным. Сопоставление двух проектов позволяет понять, в чем причина того, что российские чиновники, призванные по долгу службы отстаивать исключительно российские интересы, делают все, чтобы торпедировать подготовленный Думой закон, сражаясь, по сути, плечом к плечу с немцами против собственной страны.

Все дело в том, что думский проект передает всю дальнейшую судьбу трофейных ценностей в руки высшего законодательного и представительного органа России. «Альтернативка» же предлагает создать на базе Госкомиссии по реституции — некий Совет защиты культурного достояния России при президенте, который должен обеспечивать, в частности, «организацию механизма и определение размеров материальной компенсации, причитающейся Российской Федерации за возвращаемые иностранным государствам культурные ценности» (ст. 21.2). Споры же по поводу этих самых ценностей должны рассматриваться не в судебном порядке, а «путем международных переговоров» (ст. 23). И — совсем уж откровенно: «С момента вступления в силу настоящего Федерального закона все перемещенные культурные ценности, находящиеся в учреждениях культуры… переходят в распоряжение Совета по защите культурного достояния России» (ст. 25).