Эмманюэль Тодд - После империи. Pax Americana – начало конца

Некоторые мусульманские страны уже завершили этот переход по окончании интегристского кризиса, который, естественно, коснулся в первую очередь студентов высших учебных заведений.

В Иране революция переходит в спокойное русло. В Алжире исламизм Фронта исламского освобождения, ставшего орудием терроризма и убийств, теряет последние силы. В Турции рост влияния религиозных партий не поставил под угрозу светский характер государства, унаследованный от Кемаля Ататюрка. Можно только поддержать Жиля Кепеля, когда он утверждает в своей книге «Джихад», что в планетарном масштабе исламизм пошел на убыль. С большой исторической и социологической уверенностью Кепель локализует в Малайзии, где уровень грамотности особенно высок (88% в 2000 году), начало спада политико-религиозного кризиса (Kepel G. Jihad. Expansion et declin de l’isslamisme. — P.: Gallimard, 2000).

К его почти исчерпывающему анализу заката исламизма добавим провал религиозно-воинственных сил в Центральной Азии. Да, была гражданская война в Таджикистане между кланами, часть которых провозглашала себя сторонниками очищенного ислама. И Узбекистан живет в страхе перед возможным нашествием фундаменталистов. Реальность, однако, состоит в том, что в бывших советских республиках Центральной Азии религиозный фактор играет лишь второстепенную роль. Многие аналитики ожидали, что крушение коммунизма вызовет взрыв религиозных чувств среди мусульман. Но Россия оставила свои бывшие владения поголовно грамотными и способными быстро, в период между 1975 и 1995 годами, совершить демографический переход (С 1975 по 2000 год число детей на одну женщину сократилось с 5,7 до 2,7 в Узбекистане, с 5,7 до 2,2 — в Туркменистане, с 6,3 до 2,4 — в Таджикистане). Их политические режимы несут еще на себе черты, унаследованные от советизма, они далеки, и это самое малое, что можно сказать, от того, чтобы быть демократическими, тем не менее их ни в какой мере не беспокоит религиозная проблематика.

Вместе с тем некоторые мусульманские страны лишь сегодня вступают на путь ликвидации неграмотности и ментальной модернизации. Главными в этой категории странами являются Саудовская Аравия с населением 35 млн. человек (2001 год) и Пакистан со 145 млн. жителей. Они сыграли роль первого плана в процессе, который привел к атаке на Всемирный торговый центр и Пентагон. Пакистан, его армия и секретные службы создали режим талибов, превращенный в тыловую базу «Аль Каиды». Саудовская Аравия поставила большинство террористов-самоубийц, участвовавших в операции против Соединенных Штатов. Существует очевидная связь между растущей враждебностью населения этих двух стран по отношению к Америке и намечающимся у них стартом культурного развития. В Иране начало подобному мощному подъему антиамериканизма было положено ликвидацией неграмотности во второй половине 70-х годов. Американские руководители, учитывая опыт Ирана, превратившегося из союзника в беспощадного врага, имеют все основания быть обеспокоенными слабостью своих позиций по ту и другую сторону Персидского залива. В любом случае через два года Саудовская Аравия и Пакистан станут опасными зонами, где нестабильность может в значительной мере возрасти. Любые попытки укрепиться в этих двух регионах рискованны, как это, в частности, констатировала, к своему сожалению, Франция в мае 2002 года, когда в Карачи было совершено покушение на группу технических специалистов Генерального представительства по вооружениям. Но нельзя ни в коем случае из факта враждебной настроенности населения этих двух стран, напрямую интегрированных в сферу американского влияния, делать вывод о существовании всемирного терроризма. Добрая часть мусульманского мира уже вступила на путь умиротворения. Слишком легко на основании современной статистики о кризисах заниматься демонизацией ислама. В общем плане он переживает сегодня кризис модернизации и, естественно, не может быть оазисом мира. Ныне развитые и умиротворенные страны не имеют никаких прав гордиться своим нынешним положением. Мысленный взгляд назад, на собственную историю должен призвать их к большей скромности и благоразумию. Английская и французская революции были явлениями жестокими, сопровождались актами насилия так же, как и русский или китайский коммунизм, как милитаристская, империалистическая экспансия Японии. Что касается ценностей, проявившихся в ходе американской Войны за независимость и Гражданской войны, то они нам совершенно понятны по причинам исторической и культурной близости. Но Соединенным Штатам тоже не удалось избежать переходного кризиса (Вполне классически Гражданская война разразилась в фазе снижения рождаемости среди англосаксонских первопроходцев. Только в одной этой войне погибло больше [620 тыс. включая 360 тыс. северян], чем во всех других войнах (включая Вьетнам), в которых участвовали США после 1776 года)).

Некоторые идеологические дискуссии, связанные с нынешним американским кризисом, нам порой трудно понять — например, широкие споры по вопросу о цвете кожи. Эта американская идиосинкразия не больше и не меньше непонятна для француза, чем столь характерные для исламских революций истерические дебаты о статусе женщины.

Крушение коммунизма и распад Югославии, хотя и не вышли за рамки общего закона взаимозависимости прогресса и ментальной дезориентации, имеют некоторые особенности, связанные с разными уровнями демографического или образовательного развития различных народов, которые вместе составляли бывшую федерацию (Об эволюции рождаемости в этом регионе см.: Sardon J-P. Transition et fecondite dans les Balkans socialistes; Kotzmanis B., Parant A. L’Europe des Balkans, differente et diverse? // Colloque de Bari. — 2001. — Juin).

Демографический переход у сербов, хорватов и словенцев не был столь ранним, как в Западной Европе, но он в основном был завершен уже в 1955 году. Индекс фертильности составлял в это время в Хорватии 2,5, в Словении — 2,8, в целом в Сербии — 2,8. В случае с этими республиками процесс ликвидации неграмотности начался параллельно с падением индекса фертильности и подъемом коммунистической идеологии. Южнее, в Боснии, Косово, Македонии, Албании, коммунизм наложился на общества, которые еще не достигли этапа образовательной и ментальной модернизации. В 1955 году индекс фертильности в Боснии составлял 4,3, в Македонии — 4,7, в Албании и Косово — 6,7. Промежуточность показателей в Боснии и Македонии отражает религиозную неоднородность населения: в Боснии — это католики, православные, мусульмане, в Косово и Македонии — православные и мусульмане. Не рассматривая здесь религиозную классификацию иначе, чем набор этикеток, позволяющих обозначить различные культурологические системы, мы должны констатировать, что в этом регионе мусульманское население явно отставало от христианских народов в движении к модернизации. Тем не менее оно подпадает под действие общих закономерностей переходного периода. Индекс фертильности снижается до 2,3 в Боснии к 1975 году, в Македонии — к 1984 году, в Косово — к 1998 году. Албания следует сразу за ними, так как к 1998 году индекс фертильности здесь снижается до 2,5 детей на одну женщину.