Николай Власов - Великий Бисмарк. Железом и кровью

К лету 1849 года основным вопросом для прусских политиков стала проблема объединения Германии. В 1848 году этим сюжетом занималось вызванное к жизни революцией общегерманское Национальное собрание, заседавшее во Франкфурте-на-Майне, поэтому прусская правящая элита игнорировала его. В Национальном собрании столкнулись две точки зрения на будущее германского государства. Так называемое «великогерманское» решение предусматривало создание единого государства с участием Австрии, в границах которого оказались бы все немцы, жившие в Германском союзе, однако также и многочисленные народы, населявшие Габсбургскую монархию – венгры, хорваты, итальянцы, словаки… Получавшееся в итоге государственное образование превращалось в огромного неповоротливого монстра, который с трудом мог претендовать на то, чтобы считаться государством немцев. Единственным способом избежать этого мог стать распад Австрийской империи, при котором к Германии отошли бы ее территории, населенные немцами, а балканские владения оказались бы предоставлены самим себе. Однако это представлялось маловероятным из-за позиции австрийских политиков. Поэтому большинство заседавших во Франкфурте депутатов являлись сторонниками так называемого «малогерманского» варианта – объединение Германии без Австрии.

Именно такое решение было принято в 1849 году, когда завершились многомесячные прения по вопросу о будущем страны – однако у Национального собрания уже отсутствовали средства для того, чтобы провести его в жизнь. Разработанная и принятая в конце марта общегерманская конституция была в таких условиях не более чем клочком бумаги. И скорее жестом отчаяния со стороны парламентариев стало предложение императорской короны прусскому королю Фридриху-Вильгельму IV, которое он в апреле 1849 года высокомерно отверг, заявив, что с удовольствием принял бы корону из рук германских монархов, а не деятелей революции. 21 апреля предложение депутатов общегерманского Национального собрания стало предметом обсуждения в прусском ландтаге. Бисмарк, взявший слово, четко и недвусмысленно обозначил свою позицию, совпадавшую со взглядами большинства консерваторов. Пруссия, заявил он, не имеет права растворяться в Германии, она должна в первую очередь сохранить себя. Прусская и общегерманская конституции в их нынешнем виде сосуществовать не могут; пожертвовать первой ради второй значило бы пойти наперекор интересам монарха и всей страны. «Германского единства хочет каждый, кто говорит по-немецки, – завершил он свою речь, – но я не желаю его при такой конституции». Пруссия должна «быть в состоянии диктовать Германии законы, а не получать их от других» [74] WIA. Bd. 1. S. 213. . Завершение речи звучало весьма эффектно: «Франкфуртская корона может быть весьма блестящей на вид, однако золото, которое придаст ей истинный блеск, она может приобрести только за счет того, что в нее будет вплавлена корона прусская. Однако я не верю, что переплавка в форму этой конституции будет удачной».

Уже в этот момент сформировались основы концепции Бисмарка в германском вопросе: объединение страны должно происходить под главенством Пруссии, в соответствии с прусскими интересами и по инициативе прусской монархии. Летом 1849 года в одном из писем жене он заявил: «Этот вопрос будет решен не в парламентах, а дипломатией и оружием. Все, что мы обсуждаем и решаем по этому поводу, имеет не больше значения, чем ночные мечтания сентиментального юноши, который строит воздушные замки и думает о том, что некое нежданное событие сделает его великим человеком» [75] Ebenda. S. 228. . Бисмарк был немецким националистом в гораздо меньшей степени, чем прусским патриотом. Это не значит, что идея германского единства была ему совершенно чужда, однако она однозначно уступала государственным интересам Берлина. Германия виделась ему, по сути, увеличенной в своих размерах Пруссией; достичь же этой цели следовало либо на основе соглашений с другими германскими монархами, либо – при благоприятных к тому обстоятельствах – силой оружия. В сентябре 1849 года, выступая в парламенте, Бисмарк заявил: «То, благодаря чему мы удержались, – это как раз специфическое пруссачество. Это – остаток многократно поносившегося закоренелого пруссачества, который пережил революцию, прусская армия, прусская казна, плоды многолетнего разумного управления и та живая связь, которая существует в Пруссии между королем и народом. Это приверженность прусского населения к своей династии, это старые прусские добродетели – честь, верность, послушание и храбрость, – которые пронизывают армию от ее основы, офицерского корпуса, до самого юного рекрута. (…) Мы – пруссаки и хотим остаться пруссаками. Мы не хотим видеть прусское королевство растворенным в прогнившем южногерманском уюте» [76] Gall L. Op. cit. S. 103. . И, взяв слово еще раз: «Уважаемый оратор назвал меня заблудшим сыном Германии. Я думаю, это замечание носит глубоко личный характер. Господа! Моя Отчизна – Пруссия, я не покинул ее и не собираюсь покидать» [77] Bismarck O.v. Die politischen Reden des Fürsten Bismarck. Stuttgart, 1892–1905. (PR). Bd. 1. S. 117. . В сложившихся условиях необходимо в первую очередь заботиться об укреплении позиций Пруссии на европейской арене, а это значит – избегать любых авантюр. Бисмарк не мог не понимать, что усиление его страны вряд ли будет благожелательно воспринято другими державами, и призывал к осторожности в данном вопросе.

И все же такая авантюра была предпринята. Мысль о создании единого государства под главенством Пруссии была вовсе не чужда Фридриху Вильгельму IV. В этом его поддерживал один из его ближайших советников, Иосиф Мария фон Радовиц. Венгр по происхождению, он был по сути своей увлекающимся мечтателем, имевшим большое влияние на столь же увлекающегося и романтичного монарха. Король был его единственной опорой, отношение к Радовицу со стороны других представителей политической элиты было более чем скептическим, его обвиняли в бездарности, нежелании и неумении видеть реальные обстоятельства происходившего и злоупотреблении доверием короля. «Он приносит несчастье всему, до чего дотрагивается», – характеризовал его Бисмарк [78] Kolb E. Op. cit. S. 30. .

В любом случае, момент для того, чтобы выступить с инициативой реформы Германского союза, был выбран, на первый взгляд, довольно удачно. Революция уже пошла на спад, но внушенный ею ужас заставлял правителей малых и средних германских государств стремиться к сближению с сильной прусской монархией, которая гарантировала бы им их короны. Австрия, со стороны которой можно было ожидать основное сопротивление реформе, была занята собственными проблемами – восстанием в Венгрии, которое грозило разрушить монархию Габсбургов. Проект Радовица предусматривал создание конфедерации германских государств, во главе которой должен был стоять прусский король, с единым парламентом, выборы в который проходили бы на основе трехклассового избирательного права по прусскому образцу. Эта конфедерация не должна была включать в себя Австрию, однако состоять в тесном союзе с монархией Габсбургов для того, чтобы совместно противостоять революции. В мае 1849 года Пруссия, Саксония и Ганновер договорились совместно продвигать прусский проект. Малые германские государства присоединились к последнему довольно быстро, однако такие крупные игроки, как Бавария и Вюртемберг, традиционно опасавшиеся прусского доминирования, решительно воспротивились формированию конфедерации под эгидой Берлина.