Николай Власов - Великий Бисмарк. Железом и кровью

Итак, мерами внутреннего характера подорвать позиции либералов было в тот момент практически невозможно. Оставался второй путь – активная внешняя политика. Успехи на этом направлении могли бы обеспечить правительству поддержку общественного мнения, поставив нижнюю палату парламента в изоляцию. Однако для того, чтобы предпринять успешные действия на международной арене, требовалась благоприятная ситуация, кризис, который позволил бы правительству быстро добиться победы. На первых порах, однако, внешнеполитическая линия была вынужденно оборонительной.

«Обладал ли Бисмарк, когда он взял на себя руководство прусской политикой, мастерским планом по улучшению позиций Пруссии в Германии и Европе? – задается вопросом Э. Кольб. – Если подразумевается точный план действий, (…) то ответ будет отрицательным. Бисмарк был в большей степени оппортунистом, в том смысле, что он, ориентируясь на задачу увеличения мощи прусского государства и монархической системы, схватывал и использовал предоставлявшиеся возможности. Эти методы позволяли ему, постоянно удерживая в поле зрения стратегическую цель, действовать с высокой гибкостью и оставлять открытыми различные возможности. Эта черта – ясность в отношении стратегической цели, но гибкость в методах – характеризует его действия в «борьбе за господство в Германии» с 1862 по 1866 год» [241] Kolb E. Op. cit. S. 59. . С этим суждением сложно не согласиться.

В начале 1863 года главной проблемой европейской дипломатии стал польский вопрос. В русской части Польши вспыхнуло в очередной раз мощное восстание под лозунгом национального освобождения. Восставшие пользовались симпатиями практически всей Западной Европы. В роли их адвоката традиционно выступила Франция, требовавшая воссоздания польского государства. Британская политическая элита заняла похожие позиции. Среди прусских либералов дело поляков также пользовалось большой популярностью – Российскую империю они считали воплощением абсолютистской деспотии, темной силой, угнетающей маленький свободолюбивый народ, источником силы европейской реакции. Даже при императорском дворе в Петербурге существовала достаточно сильная партия, которая считала необходимым пойти на компромисс с восставшими и предоставить им широкую автономию.

Что касается Бисмарка, то он смотрел на это дело совершенно иначе. В какой-то степени это объясняется отношением главы правительства к славянским соседям. Неприязнь к полякам «железный канцлер» сохранял от начала и до конца своей жизни. Очевидно, источником такого отношения был во многом менталитет остэльбского юнкера – значительная часть восточных провинций Пруссии отошла к ней после разделов Речи Посполитой в XVIII веке и была заселена поляками, которые, если бы им удалось воссоздать национальное государство, могли потребовать эти территории обратно. В марте 1861 года Бисмарк писал сестре: «Бейте поляков до тех пор, пока они не испустят дух; я сочувствую их положения, но, если мы хотим продолжить свое существование, у нас нет другого пути, кроме как искоренить их. Волк тоже не виновен в том, что Господь создал его таким, и все же его убивают за это при первой возможности» [242] WIA. Bd. 2. S. 358. . В ноябре того же года он писал тогдашнему министру иностранных дел Бернсторфу: «Каждый успех польского национального движения есть поражение для Пруссии, и мы должны вести борьбу не по законам гражданского правосудия, а по законам войны» [243] GW. Bd. 3. S. 298. . При этом нужно подчеркнуть, что какой-то радикальной расовой ненависти к полякам у Бисмарка все же не было. Он считал польские земли неотъемлемой частью прусского государства, знал в определенном объеме польский язык и неоднократно советовал кронпринцу учить этому языку своих детей.

Неудивительно, что в сложившейся ситуации Бисмарк выступил в поддержку жесткого курса российского правительства. Создание независимой Польши он считал катастрофой для Пруссии, поскольку последняя обрела бы в лице нового государства перманентного врага – «союзника для любого противника, который нападет на нас» [244] WIA. Bd. 3. S. 105. . Кроме того, в сложившейся ситуации он увидел шанс положить конец российско-французскому сближению и выступить в роли единственного союзника Петербурга в Европе. В личном письме Горчакову Бисмарк заявил, что Россия и Пруссия должны действовать солидарно, как будто являются одной страной.

В конце января в Петербург был направлен генерал-адъютант короля Густав фон Альвенслебен. В его полномочия входило согласование с царским правительством мер, необходимых для противодействия восставшим. Кроме того, он должен был, как значилось в собственноручно составленной Бисмарком инструкции, сообщить Александру II, что «позиция обоих дворов по отношению к польской революции – это позиция двух союзников, которым угрожает общий враг» [245] Ebenda. S. 67. . 8 февраля Альвенслебен подписал в Петербурге конвенцию, вошедшую в историю под его именем. В соответствии с ней войска обоих государств должны были сотрудничать при подавлении восстания, получив право пересекать границу при преследовании повстанцев; поляков же, которые попытаются пересечь границу, следовало останавливать и отправлять обратно.

Подписание конвенции имело для Бисмарка два позитивных последствия. Во-первых, она значительно укрепила доверие к нему монарха, который воочию убедился, что новый министр-президент действует с позиций монархической солидарности, придерживаясь традиционной консервативной линии сотрудничества с Петербургом против революционной заразы. Во-вторых – и это было важно в долгосрочной перспективе – Бисмарк смог обеспечить себе благожелательное отношение со стороны российской правящей элиты и способствовал резкому охлаждению отношений между Петербургом и Парижем. Вся важность этого приобретения обнаружилась уже достаточно скоро.

В своих воспоминаниях Бисмарк писал: «Военная конвенция, заключенная в Петербурге в феврале 1863 г. генералом Густавом фон Альвенслебеном, имела для прусской политики скорее дипломатическое, нежели военное значение. Она олицетворяла собой победу, одержанную в кабинете русского царя прусской политикой над польской, которая была представлена Горчаковым, великим князем Константином, Велепольским и другими влиятельными лицами. Достигнутый таким образом результат опирался на непосредственное решение императора вопреки стремлениям министров. Соглашение военно-политического характера, которое заключила Россия с германским противником панславизма против польского «братского племени», нанесло решительный удар намерениям полонизирующей партии при русском дворе; в этом смысле довольно незначительное с военной точки зрения соглашение выполнило свою задачу с лихвой. Военной надобности в нем в тот момент не было, русские войска были достаточно сильны, и успехи инсургентов существовали в значительной своей части лишь в весьма иной раз фантастических донесениях, которые заказывались из Парижа, фабриковались в Мысловицах, помечались то границей, то театром военных действий, то Варшавой и появлялись сперва в одном берлинском листке, а затем уже обходили европейскую прессу. Конвенция была удачным шахматным ходом, решившим исход партии, которую разыгрывали друг против друга в недрах русского кабинета антипольское монархическое и полонизирующее панславистское влияния» [246] Бисмарк О.ф. Указ. соч. С. 270. . Несмотря на то что Бисмарк явно преувеличивал масштаб своего успеха, с ним сложно не согласиться. Вскоре со стороны России последовало предложение о союзе, которое глава прусского правительства, однако, счел за лучшее аккуратно отклонить.