Николай Власов - Великий Бисмарк. Железом и кровью

В это же время в прусскую главную квартиру прибыл французский посол Бенедетти, который имел перед собой задачу довести до сведения главы прусского правительства точку зрения Наполеона. Она заключалась в том, что Пруссия не должна излишне усиливаться за счет свой победы. Бисмарк пообещал, что сфера влияния Берлина не выйдет за пределы северной части Германии и государства к югу от Майна полностью сохранят свою независимость. Франция, продолжал он, в свою очередь, может компенсировать себя за счет территорий вне пределов бывшего Германского союза, к примеру за счет Бельгии. Разумеется, Бисмарк не собирался поддерживать территориальные приращения Франции, но в сложившейся ситуации считал необходимым дать Бенедетти некоторые авансы, чтобы удержать Наполеона от вмешательства. С такими условиями в Париже могли смириться, тем более что Бисмарк обрисовал французскому послу перспективу общенационального подъема в Германии, направленного против западной соседки в том случае, если последняя попробует диктовать свои условия. Тем не менее глава прусского правительства понимал, что одними авансами французский император не удовлетворится и нужно скорее завершать войну. Счет шел на дни.

21 июля между Австрией и Пруссией было заключено перемирие сроком на пять дней, которые были использованы для активных переговоров между противоборствующими сторонами. В первую очередь это касалось прусской главной квартиры, где конфликт между Бисмарком и королем достиг своего пика. 23 июля состоялся военный совет, на котором глава правительства «твердо решил превратить принятие австрийских предложений в вопрос доверия кабинету. Положение было затруднительным; всех генералов объединяло нежелание прервать наше до сих пор победное шествие, а король чаще и с большей готовностью шел в те дни навстречу влиянию военных, нежели моему. Я был единственным человеком в главной квартире, который нес в качестве министра политическую ответственность». Поскольку Бисмарк вновь оказался фактически прикован к постели, военный совет был проведен в занимаемых им помещениях. «Я изложил мое убеждение, высказавшись в том смысле, что необходимо заключить мир на предложенных Австрией условиях, но остался в одиночестве; король согласился с военным большинством. Нервы мои не выдержали овладевавших мною днем и ночью чувств, я молча встал, прошел в смежную спальню и разразился там судорожными рыданиями. Рыдая, я слышал, как военный совет в соседней комнате был прерван. Тогда я принялся за работу и письменно изложил доводы, которые говорили, по моему мнению, в пользу заключения мира. Я просил короля, в случае его нежелания последовать моему совету, сделанному со всей ответственностью, освободить меня от моих обязанностей министра при продолжении войны» [313] Бисмарк О.ф. Указ. соч. С. 41. .

На следующий день глава прусского правительства явился к королю с докладной запиской. «Мне представляется важным, чтобы нынешний благоприятный момент не был упущен, – писал Бисмарк. – Было бы политической ошибкой, попыткой потребовать немного больше территории или денег ставить под вопрос весь достигнутый результат и подвергать его риску на поле боя или испытывать счастье на переговорах, в которые не исключено вмешательство сторонней силы» [314] WIA. Bd. 3. S. 771. . В докладной записке Бисмарк еще раз перечислял все аргументы внешнеполитического характера, толкавшие к скорейшему заключению мира, а также указывал на то, что в армии разразилась эпидемия холеры, затруднявшая продолжение операций.

Король, по всей видимости, находился под сильным давлением по крайней мере части представителей военной верхушки, поскольку в беседе с главой правительства пустил в ход все возможные аргументы. В частности, он заявил о необходимости наказать виновников войны, в первую очередь саксонцев и австрийцев. Бисмарк горячо возражал, подчеркивая, что речь идет не о судебном процессе, а о достижении поставленных целей. О том, что произошло дальше, он с присущим ему драматизмом пишет в своих воспоминаниях: «Противодействие, которое, согласно моим убеждениям, я считал себя обязанным оказать взглядам его величества относительно использования военных успехов и его стремлению продолжать победное шествие, что его величество пришел в такое возбуждение, что дальнейший разговор между нами сделался немыслимым. Под впечатлением, что мой совет отвергнут, я вышел из комнаты с намерением просить короля разрешить мне в качестве офицера вступить в мой полк. Вернувшись в свою комнату, я был в таком настроении, что мне пришло на ум, не лучше ли броситься из открытого окна четвертого этажа. Я не обернулся, когда услышал, как отворили дверь, хотя и предполагал, что вошел кронпринц, мимо комнаты которого я прошел по коридору. Я почувствовал, что он положил мне руку на плечо и сказал: «Вы знаете, что я был против войны, вы считали ее необходимой и несете ответственность за это. Если вы теперь убеждены, что цель достигнута и что теперь следует заключить мир, я готов помочь вам и поддержать ваше мнение у отца». Затем он отправился к королю и вернулся полчаса спустя в том же спокойном и дружелюбном настроении, но со словами: «Это стоило мне большого труда, но все же отец согласился». Это согласие получило свое выражение в помете, примерно следующего содержания, начертанной карандашом на полях одной из последних поданных мною записок: «После того как мой министр-президент покинул меня на виду у неприятеля, а я здесь не в состоянии заместить его, я обсудил этот вопрос с моим сыном, и так как последний присоединился к мнению министра-президента, то я вынужден, как это мне ни больно, после столь блестящих побед, одержанных армией, вкусить горьких плодов и принять столь постыдный мир». (…) Я с удовлетворением воспринял согласие короля на то, что признавал политически необходимым, не придавая особого значения не слишком обязательной форме, в которую это согласие было облечено» [315] Бисмарк О. ф . Указ. соч. С. 44. . Возможно, «железный канцлер» в своих воспоминаниях несколько приукрашивал действительность, однако в том, что в эти дни ему пришлось вести серьезную борьбу, сомневаться не приходится. Конечно, вел он ее не в одиночку – сначала его поддержал кронпринц, а потом и Мольтке. По мнению Э. Энгельберга, большинство военных на деле выступали за прекращение кампании, и это не Бисмарк, а Вильгельм находился в изоляции, однако этот вывод представляется не вполне корректным [316] Engelberg E. Op. cit. S. 614. . В любом случае, Бисмарку вновь пришлось действовать вразрез с общей тенденцией, как это было уже не раз. Это свидетельствует о силе его воли и уверенности в собственной правоте, однако в то же время у главы прусского правительства усиливалась склонность не прислушиваться к чужому мнению и некритически относиться к собственным представлениям – то, что потом будут ставить ему в вину многие историки, рассматривая его деятельность в имперский период.