Джон Бакстер - Лучшая на свете прогулка. Пешком по Парижу

Правильный вопрос звучал бы так: почему все так отлично работало?

– Но это же лишено всякой логики! – запротестовал я, когда она попыталась мне объяснить. – Пятьдесят человек, большей частью из Штатов, платят тысячи долларов, чтобы провести неделю во Франции на курсах литературного мастерства?

– Да.

– А преподаватели – большей частью из Штатов – получают гонорары за то, что приезжают сюда и учат их?

– Все верно.

– Но тогда почему бы всем эти людям не сэкономить свои деньги и не собраться для этого, ну, не знаю, в Атлантик-Сити на худой конец?

Она улыбнулась моей наивности.

– Джон, да ведь это Париж!

Она была слишком хорошо воспитана, чтобы добавить “кретин ты эдакий!”

Хотя она была бы абсолютно права: ведь я напрочь позабыл о древнейшем правиле торговли: продавай запах мяса, а не бифштекс.

Берлинцы убеждены, будто нечто, что они именуют Berlinerluft , воздух Берлина – испарения болот, лежащих за городом, – способен пробуждать творческое начало. Жители Лос-Анджелеса поведают вам о том, что в калифорнийском солнце определенно есть что-то такое, что придает снятым там фильмам особый блеск. И всякий, кто любит одежду, будет настаивать, что ничто не сравнится с кроем костюма, пошитого на лондонской Сэвилроу. Так и писатель готов поверить, что Париж, вдохновивший столько литературных гениев прошлого, может, и на него окажет подобное действие. Наша тяга к самообману не имеет границ. Каннибалы считали, что, съедая врага, они обретали его ловкость и отвагу. Мы до сих пор полагаем, будто за сильными мира сего тянется невидимый шлейф, на котором оседает волшебная пыль. Голливудский продюсер, гуляя вдоль океана в Малибу, заприметил Стивена Спилберга, сидевшего на песке и любовавшегося закатом. Он издалека наблюдал за режиссером, а когда тот встал и ушел, быстро угнездился в оставленной ямке. Ну что тут скажешь?

Я ждал, когда Дороти закажет свой café crème и объяснит, зачем вызвала меня сюда. Приглашение в самом разгаре семинара могло означать лишь необходимость попросить об одолжении. Для Дороти я объединял в себе две роли: был другом, но также и частью ее réseau .

– Ты занят сегодня вечером?

Ну вот, собственно!

– Ничего особенного. Почему ты спрашиваешь?

– Ты же знаешь, мы всегда устраиваем эти литературные прогулки…

Никто на этом семинаре не жаждал трудиться без продыху. Два часа в день – вот их предел; дальше они теряли способность концентрироваться. Остаток дня они предпочитали наслаждаться Парижем – под каким-нибудь более-менее литературным соусом. Идя навстречу пожеланиям, день и вечер отдавали разнообразным мероприятиям: чтениям, выставкам и литературным прогулкам.

– Кто их ведет в этом году?

– Было трудно найти хорошую кандидатуру, но в конце концов мы заполучили…

Тут она назвала одного относительно известного американского профессора – назовем его Эндрю.

– Он вроде преподает в Гарварде или еще где-то, нет?

– В Стэнфорде. Но у него отпуск, и он проводит его в Париже.

– Ну, тогда вам повезло.

– Вот и я так думала.

– А в чем дело? Какие-то проблемы?

– Лучше я пока воздержусь от оценок. Но прошу тебя, окажи услугу, походи сегодня с ними во время этой прогулки. Мне хочется знать твое мнение.

Следующая после экотуризма активно развивающаяся область индустрии досуга – туризм культурный. На каждого путешественника, пересекающего Бутан или ведущего подсчет бабочек в бразильской сельве, найдется тот, кто жаждет погрузиться в пучину литературы, не сознавая, что там его ждет не меньше сюрпризов – приятных и не очень, – чем в амазонских джунглях.

В Испании, Швейцарии, Италии, даже в бывших республиках Советского Союза – везде летом проводятся семинары для желающих стать писателями. Дороти продемонстрировала мне несколько красочных проспектов. Я изучил их с некоторым недоверием. В Испании преподавали литературу и эстетику боя быков с посещением корриды – смею надеяться, лишь в качестве зрителей. Римская сессия посвящалась “Поэзии кухни” и явно была лишь предлогом для ежевечернего обильного ужина. Единственное, что требовалось прочесть, – это меню.

Остальные были и того удивительней.

– “Обязательное сидение в кафе, – прочел я вслух. – Студенты должны выбрать одно из исторических кафе города и оставаться в нем не менее двух часов, в течение которых они наблюдают и ведут записи о происходящем”.

– Я думала, сработает ли это здесь, – задумчиво произнесла Дороти. – У нас есть кафе, но хозяева не будут в восторге, если вы просто там сидите. А если считать часы в cafés crèmes , это выльется в кругленькую сумму.

– А вот женщина, которая преподает “Мастерство писателя как танец”. То есть не надо ничего перелагать на бумагу – достаточно выучиться творчески двигаться.

– Я на нее тоже обратила внимание. Но она занята до самого следующего лета.

– А это! “Симус Финнеган, автор книги ‘Учитесь любить свой роман’, предлагает присоединиться к мастер-классу по продвинутым креативным техникам”. Ты это видела? Он предлагает купить мягкую игрушку или подушку и назвать ее именем своего проекта. И когда работа идет неважно, следует обнимать ее или проводить с ней беседу.

– Ах, Симус… Да. Он был у нас два года назад.

– Только не говори мне, что кто-то готов за такое выкладывать серьезные деньги!

– От желающих отбою нет, Джон, нам еще и отказывать приходилось! Я бы его снова пригласила, но у него все расписано под завязку. Со всеми лучшими та же история.

Эти финнегановские фантазии меня совсем вывели из себя. Для писательства ни к чему все эти ритуалы вуду. Что, Хемингуэй сидел в обнимку с подушкой по имени “Фиеста”? А Фицджеральд втихаря нежно сжимал плюшевого мишку Гэтсби? (Впрочем, Генри Миллер, ласкающий куклу Сексус, – в этом определенно что-то есть.)

– Хорошо, – сказал я. – Пригляжу за твоей литературной прогулкой. Не намекнешь, что я там должен высмотреть?

– Я бы предпочла, чтобы ты был непредвзят.

Возвращаясь домой по улице Одеон, я вспомнил свою прогулку на фестивале в финском Куопио. В сущности, это была не прогулка, а концептуальная работа британского художника Тима Ноулза под названием “Дорога ветра”. Он явно чтил идеи французского теоретика 1950-х Ги Дебора, одного из основоположников психогеографии. Как и сюрреализм, психогеография в значительной степени подразумевала ровно то, что звучало в самом термине. Хотя один храбрец назвал ее “коробкой с игрушками, полной милых затейливых стратегий познания городов. В ней есть все, что отвратит путника от проторенных маршрутов и вытолкнет в принципиально новое представление о городском пейзаже” [31] .