Михаил Делягин - Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте ?

Логика этой инициативы была вполне гуманной: возможность поддерживать конкурентоспособность (как правило, производств, расположенных в неразвитых странах) за счет низкого уровня социальных и экологических расходов (то есть за счет удержания своего населения в нищете или безудержного загрязнения природы) сама по себе провоцирует предпринимателей на социальную и экологическую безответственность. Значит, чтобы мотивировать бизнес к социальной и экологической ответственности, надо лишить его возможности извлечения прибыли из занижения социальных и экологических расходов по сравнению с некими общемировыми стандартами, забирая неправедно полученную часть прибыли при помощи штрафных санкций, взимаемых в ходе международной торговли с соответствующих недобросовестных производителей.

Понятно, что на деле санкции за «социальный» и «экологический» демпинг практически полностью ложились бы на участников международной торговли из стран с низкими социальными и экологическими стандартами, то есть стали бы инструментом ограничения экспорта неразвитых стран.

Недвусмысленная нацеленность этой меры на ограничение развития и без того слабых участников глобальной конкуренции (что с точки зрения развитых стран является безусловным протекционизмом) вызвало их ожесточенное сопротивление. Успешно похоронив в конце концов идею наказания за «социальный» и «экологический» демпинг, оно немало способствовало заведению в тупик Дохийского раунда переговоров в рамках ВТО, продолжающегося уже более 10 лет.

Аналогичный провал терпит попытка сдержать прогресс успешно развивающихся стран ограничением выбросов «парниковых газов». Киотский протокол смог вступить в силу не только из-за согласия российской бюрократии (отказавшейся от торга ради учета интересов России при определении конкретных экономических инструментов его реализации), но и потому, что принципиально не накладывал никаких ограничений на выбросы неразвитых стран, то есть, по сути дела, их индустриальное развитие.

В результате за время действия Киотского соглашения Индия стремительно наращивала объемы выбросов «парниковых газов», а Китай по этому параметру опередил даже США, выйдя на первое место в мире.

Истечение сроков действия Киотского протокола в 2012 году с точки зрения внутренней логики процесса делает необходимым распространение достаточно жестких ограничений выбросов и на неразвитые, и на успешно развивающиеся страны. Это, разумеется, будет неукоснительно заблокировано ими, что и показала со всей определенностью конференция 2009 года по изменению климата в Копенгагене.

Ключевые страны современного мира — США и Китай — практически одинаково продемонстрировали готовность сокращать выбросы не в соответствии с планами «мировой общественности», но лишь исключительно в соответствии с собственными планами, отражающими собственные потребности развития. При этом Китай вполне логично выразил требования неразвитых и успешно развивающихся стран, в том числе и в части получения от развитых стран более значительных инвестиций на ограничение выбросов (по сути дела, эти инвестиции представляют собой компенсации за отказ от развития — в принципе приемлемые для «упавших» стран, утративших способность к развитию).

Интересно, что попытки неразвитых стран поддерживать неформальные протекционистские барьеры следует признать более успешными, чем аналогичные попытки стран развитых. Причина заключается в том, что они осуществляются менее осознанными способами, не связанными с принятием каких-либо открыто протекционистских решений (и, соответственно, просто лучше замаскированы). С одной стороны, эти способы связаны с глубокими культурными отличиями соответствующих обществ от западной цивилизации: так, понимание принципиальной нецелесообразности соваться на рынок континентального Китая без наличия «правильного» китайского партнера стало, насколько можно судить, уже практически общепринятым. С другой стороны, в ряде случаев неявный и оттого более эффективный протекционизм связан с застарелыми национальными бедами наподобие глубокой коррумпированности и периодических девальваций.

Однако такой мягкий, скрытый, деликатный протекционизм представляется возможным лишь на начальном этапе глобальной экономической депрессии и кризисе глобального монополизма. По мере развития этих процессов и усугубления социально-экономических проблем развитых стран они будут вынуждены прибегать к протекционизму все более решительно и откровенно, вступая в прямой конфликт как с Китаем (а также Индией и страна — ми Юго-Восточной Азии), так и с глобальным управляющим классом, выражающим интересы глобальных монополий.

Таким образом, в мире в связи с проблемой протекционизма возникнет новая конфигурация сил. Категорически против него по-прежнему будут выступать кровно заинтересованные в сохранении максимальной свободы торговли глобальный управляющий класс и Китай как наступающий по всем фронтам участник глобальной конкуренции. (Правда, в отношении проникновения иностранных корпораций на внутренний рынок самого Китая он будет придерживаться самого жесткого, хотя и неформального протекционизма.)

Неожиданным сторонником протекционизма (на первом этапе также в неформальном его виде) выступят развитые страны, включая США, как обороняющиеся участники глобальной конкуренции. Поскольку национальные элиты этих стран как раз и являются основой современного глобального управляющего класса, возникающее объективное противоречие его интересов интересам развитых стран примет форму болезненного (и крайне интересного для стороннего наблюдателя) внутриэлитного раскола между национально и глобально ориентированными частями элит развитых стран. Практически неизбежно он будет замаскирован их групповой солидарностью и общей непрозрачностью, но его неизбежность представляется очевидной.

Интеллектуальная слабость и индоктринированность национально ориентированных элит развитых стран, являющихся слепыми идеологическими рабами своих будущих (а во многом уже и настоящих) противников из глобального управляющего класса, как представляется, будет уравновешена объективной потребностью их стран в своего рода общей «тяге времени» к протекционизму.

Результатом этого столкновения, как представляется, будет дробление единой после уничтожения Советского Союза глобальной экономики на достаточно жестко разграниченные макрорегионы.

При формировании макрорегионов ключевым будет принадлежность той или иной территории к той или иной валютной зоне: валюта играет для экономической ориентации столь же определяющую роль, что язык для ориентации культурной.