Михаил Делягин - Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте ?

Если мы теперь вернемся к ценностям, то были времена, когда важной ценностью было «Я мыслю — значит я существую». Был все-таки некий примат интеллекта. Если мы говорим сейчас на уровне массового сознания, то, цитируя известных авторов, можно сказать: «Я покупаю — значит я существую». Это тоже ценностный ориентир. Если мы говорим о макроэкономических подходах, то, что является сейчас ценностью? Рост — рост любой ценой, ради Бога — рост. Путем пренебрежения всем: ценностями, экологией, окружающей средой, отношениями между людьми — прежде всего и почти исключительно экономический рост. Этот же критерий оценки дают всему миру международные финансовые институты.

Вопрос:

— По поводу этимологии кризиса я все понял. А рост?

— Это критерий оценки деятельности государства. Если мы говорим о критерии оценки компании, то это — объемы продаж и финансовые результаты. Вот вам и рост.

Мы наблюдали, что за последние десятилетия появилось новое понятие корпоративной культуры. Каждая уважающая себя публичная компания имеет собственный кодекс корпоративного поведения и управления. При этом смысл или миссия, которую они формулируют, сводится обычно к чему: покупайте мои товары и услуги, и вы будете счастливы. Только с моими товарами и услугами вы будете счастливы. В этом и заключается их главная ценность. Так ли это — большой вопрос.

Заканчивая свое выступление, я хочу напомнить старика Канта — прежде чем создавать свои сложные системы, над которыми мы ломаем голову, он задал сначала три вопроса, звучавшие очень просто: что я могу знать, что я могу делать, на что я смею надеяться? Прошло определенное время, и он ломал голову над ответами на эти вопросы. Потом добавил четвертый кантовский вопрос: а что такое человек?

Я считаю, что, размышляя на тему кризиса, мы должны не забывать и искать ответы на эти вопросы. Мне кажется, что один из важных вопросов — что у нас изменилось в ценностных подходах? На любом уровне — национальном, транснациональном, корпоративном и т. д. Что мы можем себе позволить? Например, у американцев есть «In God we trust». Они могли себе позволить на своей национальной валюте продекларировать свою функцию. Можем ли мы сказать сегодня, что Америка — это страна с определенной миссией, которая не просто правит миром, но и несет некую ответственность за то, чтобы народы не перессорились? И в этом видит свою миссию. И мы, Россия, которая несколько последних столетий имела свою миссию, — вспомним «Третий Рим», вспомним строительство нового общества, — последние двадцать лет не имеем этой миссии. Вопрос: нужно ли ее иметь, в чем она будет заключаться? Спасибо.

Игорь Владимирович Костиков:

— Спасибо большое. Начну с того, что, может быть, многие помнят 23-й, 24-й, 25-й съезды КПСС. Всеобщий кризис капитализма в условиях социалистической революции. Сейчас наша дискуссия и дискуссия в прессе начинают походить на те дискуссии, которые проходили тогда. Те выводы, которые делались, в общем-то, разрабатывались в институте, в котором я тогда работал. Мне казалось, что все эти вещи в прошлом.

На самом деле, на мой взгляд, кризис — как уже сегодня прозвучало в выступлениях — находится за пределами экономики. Это — кризис морально-этических ценностей в первую очередь. Вот в этом ракурсе надо смотреть на кризис. Потому что, по моему мнению, институт частной собственности как таковой эффективно функционирует только тогда, когда есть определенные морально-этические ценности в обществе.

Причем, на мой взгляд, уровень разброса очень большой. Одно дело — в Соединенных Штатах, другое дело — у нас. Совершенно разные состояния.

Мне кажется, что не следует забывать о том, что кризис начался не в 2008 году, а в 2007 году. В общем-то, кризис морально-этических принципов в бизнесе США начался тогда, когда пошла целая череда скандалов. Тогда уже было понятно, что система не обеспечивает функционирование института частной собственности. После этого были приняты способы сохранения собственности, которые в тот момент могли как-то положительно повлиять. В Европе тоже попытались что-то предпринять. Тоже до конца это не было осуществлено, потому что скандалы нарастали вширь и вглубь.

Понятно, что дело в системе регулирования. Но что такое регулирование финансового рынка в целом? Это попытка организовать систему соблюдения моральных принципов для функционирования на финансовом рынке. Потому что главная задача частной собственности — это получение прибыли. Здесь есть другая сторона — за счет кого она будет получаться. Я могу сказать, что эта проблема, на мой взгляд, является ключевой и у нас, и на Западе. Она касается не только, собственно говоря, финансового рынка, но и других сфер. Я могу согласиться, что это касается и экологических, и национальных, и социальных и т. д. Во многих вещах это связано, по моему мнению, именно с тем, что развитие капитализма привело к тому, что моральные ценности, на которых он базировался, ушли далеко назад, и эффективность системы перестала поддерживаться.

На этом моменте я хотел бы завершить свое выступление.

Вопрос:

— Моральные ценности — когда они были в капиталистической системе, в какие времена?

И.В. Костиков:

— Моральные ценности, я считаю, базировались на известных библейских ценностях, что воровать — это плохо. Мы можем сейчас уйти в глубокие философские вопросы по поводу первоначального накопления капитала и так далее. Но современный капитализм и институт современного акционерного общества, современного состояния базируется на том, что каждый является владельцем. Владельцы зарабатывают деньги, все в этом процессе участвуют. Я считаю, что механизм, на основе которого это было все придумано, базировался на определенных ценностях. Все эти ценности ушли на задний план. На сегодняшний день проблема, которая существует, — на мой взгляд, связана именно с этим.

Я хотел бы сказать, что, если не соблюдаются механизмы надзора за соблюдением моральных ценностей, то возникают регулирующие институты — и мы видим надзорные органы, финансовые органы контроля, и так далее, и тому подобное.

Георгий Геннадьевич Малинецкий:

— Дорогие коллеги. Видимо, в этой аудитории я — самый большой пессимист. Дело в том, что все, что касается кризиса, проявляется в гораздо более серьезных вещах.

В том, что касается нашего собрания, было бы идеальным, если бы мы могли сказать, как Вася и Петя, что «есть такая партия». Но прежде чем это сказать, нужно сказать о функционале — «мы наш, мы новый мир построим». Вот здесь как раз проходит основная линия разлома. Первая линия разлома — реальность против виртуальности. Вторая — вперед или назад.