Юрий Мухин - НЕсвобода слова. Как нам затыкают рот

Тут надо понимать и Положение о Конституционном Суде, и подход самих судей: если вы им в жалобе прямо не напишете об отсутствии формулировок «агитации и пропаганды» в статьях УК РФ, то они с этой стороны рассматривать вашу жалобу не будут. А я в своих жалобах об агитации и пропаганде написал, и именно поэтому сами судьи уклонились от их рассмотрения – поскольку не было доводов мне отказать.

Пример № 3. Вот реальный пример действий реального руководящего работника Генеральной прокуратуры РФ – заместителя начальника Управления по борьбе с экстремизмом А.Г. Жафярова.

Весной 2009 года я пишу заявление о возбуждении уголовного дела против заместителя Генерального прокурора Виктора Гриня за клевету на возглавляемую мною общественную организацию «Армия Воли Народа» (АВН) – и в Генпрокуратуре именно Жафярову поручают разобраться с моим заявлением. Закон указывает ему один способ решения порученного дела: передать мое заявление следователю, и тот либо возбудит уголовное дело, либо откажет в его возбуждении. Казалось бы, смешно – какой же следователь осмелится возбудить уголовное дело против заместителя Генерального прокурора?

Однако Жафяров не смеялся и законным путем не пошел – он мне вообще не ответил. Полагаю, и заявление мое уничтожил.

Но клеветники на АВН не унимаются и при этом ссылаются на исходные заявления Гриня, которые я считаю клеветническими. Я пишу второе заявление, оговаривая в нем отсутствие ответа на первое мое заявление. И настаиваю, чтобы Генпрокуратура поступила по закону – провела бы проверку моего заявления по факту клеветы в высказываниях Гриня и прислала бы мне соответствующее постановление. Но Жафяров опять не смеется и не передает следствию мое заявление. Правда, на этот раз он отвечает мне отпиской. В которой, между прочим, уверяет, что он и на первое заявление ответил, и даже прилагает ксерокопию первого ответа, якобы хранящегося в Генпрокуратуре. Но в этой копии якобы посланного мне еще в 2009 году ответа не был отпечатан ни номер, ни дата того «первого письма». То есть задним числом уже невозможно было вставить это «письмо» в список документов, зарегистрированных в 2009 году в Генпрокуратуре, и написать на копии этого «новодела» номер и дату. Вот я и получил копию без номера и даты.

Далее, не один я писал заявление о возбуждении уголовного дела против Гриня, но и другие активисты-бойцы АВН. И всем им как бы были посланы ответы из Генпрокуратуры все тем же Жафяровым. Вот передо мною два ответа: бойцу в Зеленоград от 25.06.2010, а через месяц мне – от 29.07.2010. Тексты писем были разные, но номер исходящей регистрации в письмах был указан один – «№ 27/3–418–2010». Кто хоть немного знаком с порядком делопроизводства и регистрации входящих/исходящих бумаг в учреждениях, поймет, что не может быть такого совпадения номеров без каких-то нарушений со стороны Жафярова.

А вот как ответил Жафяров главному редактору газеты «К барьеру!» Н.П. Пчелкину.

Николай Петрович написал заявление о возбуждении уголовного дела против Росохранкультуры за воспрепятствование законной деятельности журналистов. Жафяров промолчал. Пчелкин повторил заявление, и Жафяров ответил, прилагая как бы копию и первого – как бы не полученного Пчелкиным ответа. Первый ответ был датирован «28.05.2010», второй был послан через полтора месяца – «05.07.2010». А у обоих писем номер регистрации оказался одним и тем же – «27/3–402–2010». Кроме того, теперь у Жафярова по сумме переписки с Пчелкиным и со мною получается, что письмо с большим номером (418) уходит 25 июня, а письмо с меньшим номером (402) уходит только через 10 дней – 5 июля.

А ведь подобные процедуры потребовали от Жафярова дополнительной работы. Стал бы он ее делать, если бы не понимал, что поступает противозаконно, если бы у него были гарантии, что он не будет наказан?

Между прочим, Решение Прокурора Москвы Ю.Ю. Семина о приостановлении деятельности АВН тоже было исполнено не на бланке Мосгорпрокуратуры, а на простом листике бумажки, не имело реквизитов этого документа в прокуратуре, а подпись Семина не была заверена печатью. Раньше такие документы имели название «филькина грамота». Как они называются сейчас, я не знаю. Это же инстинкт бюрократов – делать все, чтобы оставить как можно меньше следов того, как именно они блюли законы.

Теперь давайте подойдем к проблемам СМИ в современном российском государстве с другой стороны и рассмотрим последние новости юриспруденции.

Верховный Суд Российской Федерации проявил «невиданную заботу» о средствах массовой информации. Не прошло и 15 лет после принятия закона «О СМИ» и 8 лет после принятия такой удавки для средств массовой информации России, как закон «О противодействии экстремистской деятельности», а Верховный Суд уже созвал Пленум, на котором рассмотрел закон «О СМИ». И дал указания, как нижестоящим судам продолжать удушение СМИ России так, чтобы при этом роль самого Верховного Суда не сильно выпячивалась.

Короче, 15 июня 2010 года было опубликовано Постановление № 16 Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации». Но на эту заботу российской судебной власти о СМИ сами отечественные СМИ как-то не реагируют. Не интересно это им, что ли? Или все понимают, что в нашем нынешнем государстве прессе от Верховного Суда ничего хорошего ждать не приходится? Если последнее, то пресса, в общем-то правильно оценивая ситуацию, недооценивает это Постановление. Сильно недооценивает.

Закон «О СМИ» принимался в условиях, когда «демократы», активно укреплявшие в России ныне существующий режим, были еще не уверены в его долговечности. Кроме этого, сами «демократы» еще питали тогда иллюзии по поводу всевластия прессы в умах граждан России, поэтому, на всякий случай, заложили в закон защиту средств массовой информации от произвола власти. Конкретно – ввели в текст закона «О СМИ» статью 58:

«Ущемление свободы массовой информации, то есть воспрепятствование в какой бы то ни было форме со стороны граждан, должностных лиц государственных органов и организаций, общественных объединений законной деятельности учредителей, редакций, издателей и распространителей продукции средства массовой информации, а также журналистов, в том числе посредством:

осуществления цензуры;

вмешательства в деятельность и нарушения профессиональной самостоятельности редакции;

незаконного прекращения либо приостановления деятельности средства массовой информации;

нарушения права редакции на запрос и получение информации;