Александр Дугин - Путин против Путина. Бывший будущий президент

Что касается возрастных особенностей электората, то в нем, безусловно, лидируют пенсионеры, пожилые люди, инвалиды, социально слабые и незащищенные — «обездоленное большинство», dispossessed majority. Выборы — это единственный день, когда они кому-то нужны и могут совокупно выразить позицию. Они будут определять картину. Излишне говорить, что здесь 90 % державной и социальной ориентации. Если до них дойдет (это, правда, маловероятно), что главные идеологи Путина в экономике — «правые либералы», получится не очень красиво, так как в этой среде либерализм сегодня крайне малопопулярен, мягко говоря. К этому обязательному электорату примыкает средний возраст чиновников и служащих. Их симпатии тоже державные и центристские, левый уклон, однако, будет заметен и здесь. Сюда же примыкает и малый бизнес, которому все надоело. Огромная надежда у чистых центристов на армию, больницы и «экономические княжества олигархов» (типа Норильска), которые всегда голосуют за действующую власть по понятным причинам. Молодежь на выборы не ходит вообще. Или в мизерном количестве, она в политическую жизнь как класс не включена. Из этого можно сделать следующий вывод: большинство поддержит умеренного Путина как левого державника. Но если электорат серьезно запутать, то поддержит и не как левого.

Феномен Путина — это феномен политологический , функциональный, в определенном смысле политтехнологический. Вопрос «Who is mister Putin?» не случайно сформулирован по-английски и в таком виде и транслировался, став штампом. В русском контексте нет вопроса «Кто Вы, господин Путин?», потому что самим россиянам очевидно, что в феномене Путина личность либо незначительна, либо скрыта искусственно, либо пока не проявилась . Не будем задаваться метафизическим вопросом: какова личность Путина? Есть ли она вообще? Это для нас не важно: с политологической точки зрения, ее почти нет. У Путина нет и персонального политического портрета — он пришел к высотам власти, повинуясь запросу сверху, минуя целые лестничные пролеты. У него не было серьезного политического, партийного, аппаратного веса; он стал первым лицом, не опираясь ни на какие консолидированные команды, силы, социальные пласты. «Кто был никем, тот стал всем».

У Владимира Путина не было и вкуса к власти так же, как и персонализированного авторитаризма. Все решения Путина основаны на четкой и вполне определенной политической логике . В них отсутствует волюнтаристский момент, доминировавший при Ельцине. Подтверждение этого — в отсутствии команды . Строившие ожидания по факту прецедента российские политологи искусственно раздули фактор «питерских» в их противостоянии «семейным». Отсутствие волюнтаризма у Путина было поспешно объяснено взаимоуравновешивающей силой команд. Но этих команд просто нет . «Питерские» и «семейные» настолько переплетены, неконсолидированы, не имеют общих корпоративных, экономических, политических и иных целей, что выделение этих групп есть условность , если не сказать дезинформация . Она служит для того, чтобы в привычных категориях объяснить слабость волюнтаристского начала в Путине. А волюнтаристское начало столь присуще русской истории, что трудно представить его слабость или вообще отсутствие.

Кадровая политика Путина доказывает правоту этого тезиса. Придя к власти, новый Президент фактически не сделал никаких существенных кадровых изменений , которые предполагались и прогнозировались всеми. Почти трехлетнее ожидание отставки Волошина напоминало «ожидание Годо» по Эжену Ионеско.

С самого начала Путин воплотил в себе политологическую формулу: национализм (патриотизм) плюс либерализм (экономические реформы). Эта формула стала основным содержанием феномена Путина . Она важнее, нежели его личность. Можно предположить, что в данном случае личность была подобрана под политическую формулу, а не наоборот. Чтобы понять, откуда взялась эта формула, надо обратиться к политологической схеме, определявшей логику политического процесса в 90-х. После краха советской системы в политике явно обозначились две силы — либералы-западники (реформаторы) и нелибералы-националисты (консерваторы, в основном коммунисты, социалисты). После путча 1991 года либералы-западники захватили контроль над властью (используя авторитаризм натуры Ельцина), экономикой (правительство Гайдара — Чубайса), СМИ (Попцов, Березовский, Яковлев, Гусинский), интеллигенцией, выработав нормы (конституционно закрепленные и подразумеваемые) либерально-демократической политкорректности. Формула этого периода — «рынок плюс Запад» — сопровождалась негативным отношением к России, к ее народу, ее истории, ее государственности. Победившая сила была в численном значении миноритарна.

На другом конце была мажоритарная оппозиция с полярной идеологией — « коммунизм + национализм » («красно-коричневые»). Они представляли большинство , поставленное вне рамок политкорректности. Большинство было дискриминировано, отделено от централа власти, экономики, СМИ. Такая система была крайне неустойчивой и держалась в огромной степени за счет авторитарного стиля Ельцина и поддерживающих его политиков и олигархов . В принципе, это была своего рода « либеральная диктатура ».

На протяжении 90-х эта система менялась в сторону снижения жесткости противостояния . После 1993 года правящая элита, находясь в привилегированном положении победителя, не пошла на полноценные репрессии , и полного уничтожения «красно-коричневых» не произошло. Напротив, вопреки всей логике определенные разрозненные элементы идеологии побежденных стали включаться в дискурс победителей . С этого переломного момента власть стала отходить от своей начальной формулы «рынок + Запад». Во второй половине 90-х некоторые демократические политики стали заигрывать с мажоритарными настроениями масс (национализм плюс социальность). Это вылилось в коалицию Лужков — Примаков (шире, «Отечество» — «Вся Россия»). Здесь в просвещенно-умеренной форме мы видим уже формулу « нелиберализм + национализм ». Евгений Примаков становится знаковой фигурой этого тренда, обреченного, казалось бы, на успех на фоне слабеющего Ельцина. Простым продолжением авторитарного либерал-демократического ельцинизма это явление — готовое в определенный момент сомкнуться с красно-коричневыми массами — было не остановить.

Тогда-то и родилась формула Путина: « либерализм + национализм ». Реальное авторство ее мне неизвестно: называют Бориса Березовского, Глеба Павловского, Владислава Суркова и других. Эта позиция находится строго между либеральной элитой и национально и социально настроенными массами. Она эффективно снимает огромное социально-политическое напряжение. Объединяющим элементом для элит и масс является национализм , разделяющим остается либеральная экономика . Путин с самого начала транслировал именно эту формулу и ничего, кроме этой формулы. Не заботясь о нюансах, он строго придерживался этой позиции. Это была формула общественного консенсуса , и она постепенно стала подразумеваемым критерием политкорректности . За пределом оставались только крайние — крайние либералы, крайние ельцинисты, крайние западники, крайние националисты, крайние коммунисты, непросвещенные красно-коричневые. Путин оперативно маргинализовал эти силы: одни — в изгнании (Гусинский, Березовский); другие — в отставке (Юмашев, Волошин); третьи — в тюрьме (Ходорковский); четвертые — распущены (РНЕ, НБП); пятые — превращены в шутов (Немцов, Касьянов); шестые — забыты (Гайдар, Новодворская). В политической сфере Путин утвердил новые рамки политкорректности, вытекающие из его формулы. Отныне рыночность и патриотизм, трактуемые весьма широко, стали непременными атрибутами лояльности, основой эрзац-идеологии эпохи Путина.